В тени луны. Том 2

— Ну, долго еще, боже милостивый, сколько же можно еще! — причитала Крисс Уилкинсон, лежа там, где она упала, когда они выбили дверь в спальню Винтер и выволокли ее, кричащую, из-под кровати. Кровь на ее ранах запеклась и засохла и казалось невероятным, что после стольких ран она еще оставалась живой.

Она лежала здесь уже довольно долго, слыша стоны и душераздирающие крики. Состояние ее стало ухудшаться, из груди вырывались прерывистые хрипы. Каждый вздох был для нее ужасной пыткой. Кто-то лежал рядом, навалившись на нее своей тяжестью, усиливая ее агонию. Кто-то рядом с ней еще был жив! В ее пустых глазах загорелись последние искры надежды.

— Кон, — простонала она, — Кон…

Но он не шевелился. Ничего не двигалось в этом безмолвном доме, кроме алых волн боли, которые беспрерывно накатывались на нее, не затихая.

— Они все умерли, — подумала Крисс Уилкинсон. — Все умерли, ну, долго мне еще… — Она попыталась приподняться, но вдруг голова ее бессильно поникла, и она затихла.

Но умерли не все. Погибло двадцать человек, укрывавшихся этим утром в резиденции, некоторые спаслись в джунглях, а один спасся невероятным образом.

Мятежники и примкнувшая к ним чернь, нагрянув в резиденцию, ворвались в пустой холл, где их встретил комиссар Лунджора, облаченный лишь в холщовые подштанники и веселенький пестрый халат. Шатаясь, он чуть не падал.

— За-аходи! — настойчиво приглашал комиссар. — Па-ално выпивки. Б-будь как дома! — Нетвердыми ногами он пошел на них, но они в испуге отшатнулись.

— Он сумасшедший! — пробормотал один из них. — Наверняка, сумасшедший.

На Востоке терпимо относятся к безумцам, считая их обиженными Аллахом, и потому находящимися под божественным покровительством. Они не тронули комиссара, но один из них, пробившись вперед, полоснул кривым мечом по большой картине, висевшей на стене, разрубив холст сверху донизу.

— Эт-то идея! — с энтузиазмом воскликнул комиссар. В нем загорелся разрушительный инстинкт, который у него пробуждало бренди и, прыгнув к стоявшему на столике большому керамическому кувшину с лилиями, сбил его. На полу образовалась громадная лужа, в которой плавали цветы и осколки кувшина, а комиссар с громким хохотом, шатаясь, распахнул дверь в гостиную и призывно махнул рукой: — По-ошли! А ну, переломаем все — во, потеха! — он носился по дому, как безумный крича и вопя, вместе с кричащей и орущей ордой, с пьяным хохотом помогая им ломать и уничтожать, в своем буйстве не обращая внимания на вопли и визг женщин и детей, вытаскиваемых из укрытий и безжалостно убиваемых тут же; он не видел ни крови, ни предсмертной агонии, ему виделась лишь шумная, пьяная толпа дружков по забаве, гуляющих по комнатам на веселой пирушке.

— Он безумец… Он обижен Аллахом. — Они не причинили ему вреда и, наконец, набрав богатой добычи, покинули совершенную здесь бойню, в поисках новых жертвы и погромов.

Комиссар Лунджора, оставшись один в безмолвном доме, доплелся до своей комнаты, громко призывая своего носильщика и Имана Бакса. Но никто не отозвался.

— Куда они все, к дьяволу, подевались? Это вина Винтер… а где она? Вести дом должным образом, чтобы слуги были на месте — обязанность жены. Позор! — он это ей немедленно скажет. Он проковылял через порог комнаты своей жены и остановился. — Ах, так это Крисси! Дорогая Крисси. Всегда мне нравилась — кое для чего годится. В шесть раз лучше жены… — шатаясь он подошел к ней, споткнулся, упал на пол рядом с ней и погрузился в забытье.

Нияз собирался проскакать часть пути, а затем, в полмили от моста, срезать путь по прямой, углубившись в джунгли, и добраться до Оленьей башни так, как они часто ходили туда с Алексом. Он должен был, наверняка, оказаться там за несколько часов до Алекса, но у него не получилось. По иронии судьбы, его лошадь была убита пулей одной из женщин, предпочитавших остаться в своем бунгало, вместо того, чтобы укрыться в резиденции. Лаура Кэмтон, стоя на веранде бунгало над телом умирающего мужа, выстрелила из его мушкета в толпу сипаев, преследовавших раненого из расположения защитников. Пуля пролетела мимо, а лошадь Нияза, вытянув шею в галопе, как раз угодила под нее. Нияз упал на сухую траву, скатился в кювет и потерял сознание.

Через несколько минут пришел в себя. Он был весь в царапинах, и сильно ушибся, однако не был ранен. Он пополз по кювету к трубе, откуда был подъезд к бунгало капитана Гэрроуби. В это время он услышал взрыв склада и не знал, считать ли это сигналом, что Алекс погиб. Но не повернул обратно.

У ворот бунгало капитана Гэрроуби цвели заросли олеандра, он пролез через трубу и укрылся в них, решив переждать. С той ночи, когда он, покинув расположение гарнизона, получил удар ножом, у него исчезла уверенность в своей безопасности в случае бунта сипаев, и он предпочел скрыться незамеченным. Но надо было достать лошадь, а в конюшне за бунгало как раз должны были быть лошади.