В тени регулирования

В число объектов исследования по данной проблеме попала и Турция. Эмпирическую основу для Тансел и Кана [Tansel, Kan, 2011] составили панельные годовые данные за период 2006–2009 гг. Согласно их анализу, за рассматриваемый в работе период структура потоков на рынке труда Турции практически не изменилась. Для всех групп (за исключением безработных) вероятность сохранения исходного статуса оказывается намного выше вероятности его смены. Отсюда следует вывод о статичной природе турецкого рынка труда. Отмечается крайне ограниченная мобильность в формальную наемную занятость, что должно свидетельствовать либо о существовании значительных входных барьеров в нее, либо о нежелании работников с ней расставаться по причине ее высокой привлекательности. Напротив, неформальная наемная занятость предстает как чрезвычайно неустойчивая: интенсивность исходящего потока из нее в формальную наемную занятость оказывается в пять раз выше интенсивности встречного потока в нее из формальной наемной занятости. Еще одно важное наблюдение – это очень слабый оборот работников между формальной наемной занятостью и самозанятостью. Связано это с тем, что в Турции самозанятость является по преимуществу аграрной и женской, что резко отличает ее от самозанятости в латиноамериканских странах. Все это подтверждает традиционное представление о турецком рынке труда как жестко сегментированном и малоподвижном. Значимые связи с вероятностями межстатусных перемещений обнаруживаются у переменных пола, возраста, образования и вида экономической деятельности.

Как мы уже отмечали выше, аналитические работы по переходным экономикам Центральной и Восточной Европы немногочисленны. Эти страны стали объектом соответствующего анализа только в последние годы. Во-первых, «кристаллизация» неформальности как особого состояния на рынке труда после начала реформ заняла определенное время. Во-вторых, панельные данные также появились не сразу, а для многих стран они по-прежнему отсутствуют. Поэтому набор стран, по которым у нас есть более-менее надежные свидетельства, и неполон, и во многом случаен.

Крстич и Санфей [Krstic, Sanfey, 2007] исследовали межсекторные потоки на рынке труда Боснии-Герцеговины за трехлетний период 2001–2004 гг. Согласно их результатам, неформальный сектор выступает главным каналом перехода из незанятости в состояние занятости. Но одновременно он же выступает и основным «поставщиком» безработных и неактивных, значительно превосходя формальный сектор по масштабам ликвидации рабочих мест. Высокий уровень образования, занятость в сфере услуг, проживание в столичных городах, принадлежность к верхним квантилям распределения по доходам – все это повышает вероятность перехода работников из неформальной занятости в формальную.

Еще одной «исследованной» постсоциалистической страной является Грузия. Анализ межсекторной мобильности [Bernabe, Stampini, 2009] за 1998–1999 гг. показал, что в глазах работников неформальная наемная занятость сильно проигрывает формальной. Она чрезвычайно неустойчива, а поток перемещений в нее из формальной занятости заметно уступает обратному потоку из нее в формальную занятость. Кроме того, в плохие времена приток в нее из всех остальных секторов резко возрастает, т. е. для работников, теряющих в кризис рабочие места, она выступает как буфер. Что касается самозанятости, то она является неоднородной, включая сегменты как «хороших», так и «плохих» рабочих мест. Значимое влияние на межстатусные перемещения было обнаружено у таких факторов, как возраст, пол, образование и тип населенного пункта. В целом, по мнению авторов, полученные результаты свидетельствуют о сильной сегментированности грузинского рынка труда.

Наиболее близкой к России и структурно, и культурно является Украина. Леманн и Пиньятти [Lehmann, Pignatti 2007], анализируя потоки на украинском рынке труда в 2003–2004 гг., отмечают как высокую интенсивность перемещений, так и явные признаки сегментации. Например, большинство работников стремятся попасть в формальный сектор, но не всем это сходу удается. Многие вынуждены использовать неформальную занятость или безработицу как станции ожидания открывающихся вакансий. Тот факт, что предпочитаемый тип занятости доступен не всем желающим и многие вынуждены «оседать» в неформальной занятости, авторы интерпретируют как проявление сегментации. В целом, рисуемая ими картина неформального рынка труда оказывается двухъярусной, как это предсказывает модель Г. Филдса [Fields, 1990]: с «плохим» нижним и «хорошим» верхним ярусами, хотя последний остается очень малым по величине.