В тени регулирования

Как уже отмечалось в Главе 2, существует два основных подхода к определению неформальности на рынке труда – производственный и легалистский [Hussmanns, 2004]. Если первый оперирует понятием «неформального сектора», то второй – понятием «неформальной занятости»; если первый при идентификации неформальных работников исходит из особенностей целых предприятий, где они заняты, то второй – из особенностей конкретных рабочих мест, которые они заполняют. В соответствии с производственным подходом в состав неформального сектора включаются производственные единицы, которые либо ведут свою деятельность без официальной регистрации, либо «не дотягивают» по своим размерам до определенной пороговой величины (чаще всего порог численности персонала устанавливается на уровне 5–10 человек). Соответственно все работники таких предприятий квалифицируются как «неформальные».

Для легалистского подхода отправной точкой служит характер трудовых отношений, в которые оказываются вовлечены работники. Те из них, чья деятельность протекает с нарушением действующих норм трудового законодательства, рассматриваются как занятые на неформальной основе. При этом при проведении границ между формальной и неформальной занятостью могут использоваться самые различные критерии: это и наличие/отсутствие официально оформленных трудовых контрактов, и уплата/неуплата взносов в социальные фонды, и соблюдение/несоблюдение законодательства о минимальной заработной плате, и т. п. В этом смысле легалистский подход является более широким, чем производственный, поскольку допускает возможность существования неформальных трудовых отношений не только в неформальном, но также и в формальном секторе экономики.

Хронологически производственный подход предшествовал легалистскому [Resolution Concerning Statistics… 1993], и большая часть имеющихся на сегодня оценок неформальной занятости выполнено с его использованием. (Так, оценки, аккумулируемые в базе данных МОТ, до сих пор строятся на его основе [Key Indicators of the Labour Market, 2011].) Однако после того, как в начале 2000-х годов использование легалистского подхода было фактически «санкционировано» экспертами МОТ [Guidelines Concerning… 2003], понятие занятости в неформальном секторе стало постепенно вытесняться более общим понятием неформальной занятости. Большинство новейших оценок, появившихся в течение двух последних десятилетий, исходят уже из «легалистского» понимания природы неформальности. Важно также отметить, что во многих исследованиях последнего времени предпочтение отдается «гибридным» определениям, сочетающим в различных комбинациях элементы производственного и легалистского подходов [Hazans, 2011; Slonimczyk, 2011].

При такой разноголосице в исходных дефинициях не удивительно, что встречающиеся в литературе количественные оценки могут варьироваться в очень широком диапазоне. Российская практика не составляет в этом смысле исключения. Как показывает обзор существующих публикаций, представленный в главе 2, оценки уровня неформальной занятости для России «гуляют» в коридоре от примерно 6 % до почти 30 %, причем главной причиной столь значительной вариации служат именно расхождения в ее определениях.

Для целей нашего исследования наибольший интерес представляет подход, используемый Росстатом при расчете официальных показателей неформальной занятости в России. Как уже отмечалось в главе 2, его можно назвать «расширенным производственным подходом», поскольку он нацелен на измерение занятости в неформальном секторе, однако границы этого сектора задаются при этом очень широко. К работникам формального сектора относятся все занятые на производственных единицах со статусом юридического лица, тогда как к работникам неформального сектора – все занятые на производственных единицах, не имеющих подобного статуса. (Никакие дополнительные ограничения, о которых упоминается в рекомендациях МОТ – будь то число наемных работников или официальная регистрация бизнеса, – не налагаются.) Согласно получаемым таким образом оценкам, доля занятых в неформальном секторе российской экономики увеличилась за последнее десятилетие примерно в полтора раза – с 12,4 % в 2000 г. до 19,5 % за три квартала 2012 г. (подробнее об этом см. главу 3).

В принципе, данные Росстата позволяют также измерять масштабы неформальной занятости, существующей внутри формального сектора, исходя уже из легалистских критериев. Однако этот дополнительный компонент оказывается, по официальным оценкам, очень незначительным – менее 0,5 % от общей численности занятых.

Напомнив об основных подходах к определению неформальности, мы можем еще раз обратиться к краткому обсуждению того, как в исследовательской литературе оцениваются ее последствия. Главным из них можно считать влияние неформальной занятости на заработки.