В тени Сфинкса

— Давай не будем обижаться, Нильс! Я хотела сказать, что эти две звезды связаны, как бы они ни старались избежать системы. Я говорила о нашем решении.

Он сел на траву и, опершись затылком о край койки, покачивался, как в кресле-качалке. Сухая листва в рассеянном свете дня переливалась всеми оттенками желто-коричнево-красных тонов. В Гагаринске не было времен года, и только растения отмечали свою осень. Листья висели неподвижно, и он лишь сейчас заметил, что здесь не бывает ветра. Это его потрясло: может ли дерево жить без ветра? Жило! Целый лес дышал рядом с ним, но только белки и птицы создавали в нем какое-то движение.

— Представляешь, — сказал он, — это действительно Зина. Клонинговая копия. Полный идиотизм! Параноя, чистейшая параноя! Ее запрограммировали любить меня, и когда я возвращусь…

— Ты должен возвратиться, Нильс, должен в конце концов вернуться, — перебила она его со страстью, столь не частой для нее. — Тогда, может быть, и я возвращусь.

— А я тебе мешаю, что ли? Двойная звезда, а? А почему бы тебе не возвратиться раньше?

Он ждал, что она ответит ему. А она опустилась перед ним на колени, как опускаются перед костром в поле.

— Не знаю, был ли ты счастлив со мною в Космосе, но на Земле — не будешь. Иди, Нильс, попробуй! Смотри, какая она красивая и молодая, и лет ей, наверно, столько же, сколько было, когда мы улетали. Это Зина здорово придумала!

— Ты невозможна!

— А может, ты боишься? Молодости ее боишься? — парировала она с иронией.

— Не тебя ли это я однажды здорово взгрел?

Она весело прыснула:

— Пожалуй, и я тогда в долгу не осталась. Прекрасная была драка, помнишь?

Действительно драка тогда разгорелась живописно яростная, как в старых фильмах. И никто их не разнимал, потому что более живого развлечения с момента взлета у них не было. Но повторить еще раз такое он не посмел — не из-за дисциплины — женщины на звездолете были не менее здоровые и неистовые, чем мужчины. У Лиды, стоящей перед ним на коленях, были плечи борца, конечно, в наилегчайшем весе, а в кошачьей медлительности ее движений таилась и кошачья стремительность реакций.

Расслабившись от воспоминаний, она положила руки ему на колени.

— Нильс, если тебе хочется меня ударить, я стерплю. Я понимаю, тебе не на ком сорвать зло.

— Но что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты вернулся к Зине. Ты не забыл ее, я же знаю. Может быть, она вернет тебя к жизни. Меня никто не запрограммировал любить тебя.

— О, я думал, ты это делаешь из великодушия! Только было удивился, а оказывается вон оно что?

— А что? Мы же с тобой даже не знаем, любим ли мы друг друга! Разве ты забыл, как мы соединились? Первый астропилот — и вдруг без партнерши! Стыд и срам! Его любимая Зина отказалась лететь, две другие — разболелись, я — пятый дублер на планетолетах, без всякой надежды попасть в экипаж. Пожал плечами: если нет другой, нельзя же откладывать полет из-за такой ерунды…

Он неловко пошевелился, хотел переменить позу, но Лида продолжала давить ему на колени. Он виновато произнес:

— Разве так все было?

— А разве не так?

— Не помню. Пятьдесят лет все же!

— Но о ней помнишь все, Нильс. Не мучайся, правда, не губи себя со мной!

— Я тебе надоел, что ли?

— Мы даже и этого не знаем. Не успеем надоесть друг другу и айда — по порядку номеров в камеру анабиоза!

Он резко вскочил — от боли в затылке и от раздражения, что его неожиданно потянуло к ней. Впервые после того, как они покинули звездолет. Может быть, из-за этой ее полусонливости или оттого, что сегодня она казалась еще более недоступной, чем обычно. Он обнял ее за плечи и заметил усталые строгие морщинки вокруг ее рта, увядшую кожу лица, тонкие полоски на шее, нежную седину на висках. Его словно обжег насмешливо-веселый огонь ее глаз — она угадала его состояние.

— А не думаешь ли ты, что это может быть не от перемены, не от стресса, а просто от возраста?

Лида приняла удар спокойно, как принимала все его удары до сих пор.

— Ты прав, стара я уже для тебя. В таком возрасте мужчина и женщина не сверстники. И ты меня не жалей, ты же знаешь, я ненавижу, когда меня жалеют.

Он тряхнул ее за плечи:

— Эй, если бы мы были на звездолете, стали бы мы так разговаривать?

— Мы бы лежали в камере, как замороженные рыбы, или зевали перед экранами. И мечтали о Земле!

— Из этого что ли состоял весь полет?

— А кто его знает, так уж ли велико то, что мы совершили. Сегодня ракеты-зонды доходят до Бернарда втрое быстрее. И делают все автоматически.