В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Таких кощунственных слов я не мог ожидать даже от самого большого недруга. Это было подло! От незаслуженной жестокости моя вспыльчивость удесятерилась. Не в силах сдержаться, я нанес ему звонкую пощечину. Всего лишь! Проводнику поезда, по вине которого пришлось повиснуть на подножке вагона, несущегося в ночи в Черновцы, повезло меньше: удар ему был нанесен изо всех сил…

Мы стояли друг против друга. Глаза в глаза. Он был старше, я моложе. Оба одного роста и комплекции. Он то ли оказался сдержаннее, то ли осознал, что перешел грань допустимого. Но уже у самой двери прошипел:

– Ты еще пожалеешь об этом, обещаю!

Когда спустя неделю последовал вызов в Москву, стало понятно, в чем причина. Решил основательно подготовиться к встрече. Заручился официальными посланиями от заказчика, подрядчика, военпредов. Хотя команда работала с послаблениями, выдача рабочей документации для строительства шла опережающими темпами. Верные помощники Федоров и Константинов доходчиво и красочно изобразили сложную динамику строительства на листах ватмана, которые для наглядности взял с собой.

Несмотря на предельную напряженность и работу в вечернее время, все проектировщики, за исключением группы Таубина, успевали совмещать полезное с приятным. Днем самый пик южной жары проводили на берегу Днестра или в тени Парка имени Горького.

Строительство шло круглосуточно, в три смены. Поэтому и проектирование, в унисон, проводилось в полной взаимоувязке, чтобы исключить малейшие простои.

Природа не наделила меня чувством злорадства. Но когда группа Таубина взбунтовалась из-за невыносимых условий перегретого невентилируемого помещения, обнаружил в тайниках своей души его ядовитые крупицы.

Таубин вынужден был частично приблизиться к установленному мной «вольному» режиму. Тем самым появился еще один козырь не в его пользу в борьбе со мной – руководителем с замашками «анархиста». Я также перестраховался еще в одном вопросе. В жару нестерпимо мучила жажда. Качество водопроводной воды оставляло желать лучшего. Даже в кипяченом виде она имела неприятный привкус.

Напротив гостиницы ютился небольшой магазин с подвалом. В его прохладном помещении старенький винодел торговал слабым столовым вином собственного изготовления. Вывеска на полуграмотном молдавско-украинском суржике гласила: «Вено сталове слабо не пьяняще». Внизу была приписка: «Дешевше водычки».

Мы закупали у него спасительный напиток в объеме канистры. Разбавляли кипяченой водой. Напиток моментально утолял жажду и создавал слегка бодрящий, оптимистичный настрой. У меня зародилось опасение, что Таубин подведет это под распитие алкоголя во время работы. Поэтому попросил отметить в официальных документах безукоризненное поведение проектантов и отсутствие каких-либо нарушений.

В Москве предстал перед «ясными» очами директора и его окружения. Быков, несмотря на внешнюю интеллигентную мягкость, умел жестко стелить. Я развесил графики и, вооружившись указкой, постарался четко охарактеризовать состояние и динамику работ. Ответил на многочисленные вопросы. Чутье и интуиция подсказывали, что «атака» начнется в конце деловой самой важной информации. Как в воду глядел! Посыпались очень дипломатичные и обтекаемые вопросы о соответствии установленного мной режима работы группы существующим нормативным законам и правилам. Я ответил как на духу, что вынужден был несколько нарушить «букву закона» ради успешного выполнения важного государственного заказа.

– Поступили сведения, что сотрудники, с вашей легкой руки, больше времени проводят на берегу Днестра, чем работают. При этом опустошают канистры вина.

Я выложил все документы на стол. И ответил:

– Объективная истина здесь, а не в предвзятых доносах Таубина, которого я ценю как опытного специалиста, но не уважаю как плохого человека. Ради личных целей он готов очернить и обидеть любого из нас!

Ответом было молчание. Знак согласия? Или пауза для углубленного изучения посланий, которые пошли по кругу?..

После перерыва директор продолжил встречу в более узком составе. Я догадался, что обеденное время потребовалось для обсуждения и принятия соломонова решения – казнить или помиловать.

Убеленный сединами директор пожурил меня за единоличные действия без согласования с ним. В его компетенции и власти было обязать заказчика подобрать надлежащее для нормальной работы помещение. И еще не поздно было решить этот вопрос.

Он предложил мне не мешкая вернуться в Бендеры. Я попросил заменить Таубина другим специалистом, так как в данной ситуации наши деловые и личностные отношения в ущерб делу зашли в тупик.

Директор после раздумья согласился со мной. В итоге от большой тучи пролился маленький дождь. Нет также худа без добра: благодаря вызову в Москву из-за самовлюбленного самодура удалось пообщаться с семьей и мамой. По обыкновению, не забыл побаловать их молдавскими подарками.