В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

После расставания с Ириной более серьезные чувства я испытал к соученице по институту. Скромная, застенчивая, малоразговорчивая и хорошо воспитанная, она чем-то приглянулась мне. Внешне она смахивала на грустную Мадонну. Снисходительная кличка Спящая красавица точно соответствовала ее внешним и внутренним данным. Звали ее Муся. Отец ее был известный скульптор Зиновий Виленский[69]. Она притягивала меня как магнит. Но мне с трудом удалось привлечь ее внимание. Постепенно я почувствовал, что мои усилия дают результат. Она стала ко мне привыкать и медленно раскрывать глубину своей одаренной души. Родители Муси проживали недалеко от института в районе Мясницкой (тогда переименованной в улицу Кирова). Я довольно часто, после занятий, провожал Мусю до подъезда старинного дома. Однажды, к моему удивлению, она пригласила зайти. Промелькнула мысль, что это неспроста.

Муся представила меня родителям – интеллигентным, располагающим к себе людям. Хозяин дома взял меня под руку и увел в свою мастерскую.

– Пока мои дорогие женщины накроют на стол, покажу вам кое-что интересное.

Чтобы не ударить лицом в грязь в случае чего, я заранее в библиотеке МАРХИ ознакомился с публикациями о творчестве Виленского. Поэтому с ходу отгадывал названия скульптурных композиций и портретов, чем немало его поразил. За ужином, умудренный горьким опытом, вежливо отказался от крепких напитков и предпочел умеренную дозу сухого вина. Разговор постепенно переключился с моей скромной персоны на тему архитектуры. В родной стихии мне хотелось показать себя с самой лучшей стороны. Видимо, результат оказался успешным, так как после первого визита я стал частым гостем в квартире Виленских. Там царила атмосфера душевного тепла и взаимного уважения. Родителям я был симпатичен. Мама Муси как бы невзначай бросила фразу:

– Вы неплохо смотритесь – два архитектора всегда найдут общий язык.

Она была неизменным помощником в творческих поисках своего именитого супруга. И, очевидно, считала, что совпадение профессиональных интересов – залог прочности семейной пары. Возможность женитьбы на Мусе стала вполне реальной. Мне даже показалось, что ее кроткий, немного флегматичный нрав удачно дополнит мой неспокойный темперамент. Правда, настораживали пассивность, скованность и даже заторможенность в проявлении чувств ко мне. Уговорил себя, что это связано с особенностями характера девушки. Но радужным планам не суждено было свершиться. Признанный донжуан нашего института, Гурам Хизанишвили, пленил ее сердце. Помню, как Муся, потупив взор, неожиданно виновато и тихо проговорила:

– Не обижайся на меня. Я действительно была в тебя влюблена. Если бы не Гурам… Он сделал мне предложение… я совсем потеряла голову… и согласилась…

После окончания МАРХИ Гурам увез жену в Тбилиси. У них родилась дочь. Но Муся вскоре вернулась с ней в Москву: супруги не сошлись характерами и разошлись, как в море корабли.

Как ни странно, особых страданий я не испытывал. Видимо, не настолько сильно был влюблен. Правда, поубавилось самоуверенности, что стоит мне захотеть, как любая дева тут же побежит со мной под венец.

Маг Мессинг и шиз Тудыхата

После Нового года предстояла еще одна практика – теперь уже с выездом в другие города. С моим другом Ильей мы выбрали украинский порт Николаев на Южном Буге. Нас приветливо встретили в небольшом институте «Горпроект». Он находился в самом центре уютного, провинциально-спокойного города. В свободное время нам нравилось прогуливаться по тенистым улицам, где сохранилось много старинных зданий. В выходные дни мы даже умудрились, с помощью экскурсионного бюро, побывать в солнечной Одессе и Херсоне.

Несмотря на статус студентов-практикантов, нас воспринимали как зрелых специалистов престижной московской архитектурной школы. Поэтому сразу поручили эскизную разработку вариантов жилой застройки целого микрорайона. Нашим руководителем стал большой оригинал со странно звучащей украинской фамилией Тудыхата. Он производил впечатление толкового, знающего специалиста. Но удивляли внезапные причуды. Его сослуживцы предупредили, что у него «горе от ума». Иными словами – «умнейший шизофреник». Он зациклился на неизбежности скорого конца света. Все мельчайшие подробности этого события были изложены им в толстом рукописном трактате, с которым он практически не расставался. При каждом удобном случае Тудыхата навязчиво пытался просветить и нас с Ильей. Неоднократно приглашал в свою холостяцкую квартиру. Мы под благовидными предлогами вежливо отказывались.

Наша практика совпала с ажиотажными выступлениями в городе таинственного Вольфа Мессинга. Мы с Ильей попали на один его сеанс. Невероятная способность «мага» угадывать потрясала. Но гипноз на меня совершенно не подействовал. Илья, правда, задремал. Но сам он считал, что просто сказалась постоянная потребность студента спать днем и ночью.