В тени транспарантов

Дальше мой собеседник принялся раскладывать перед моим носом многочисленные проекты различных производств со схемами функционирования, эскизами расположения цехов с привязкой к местности, графиками материалообмена между смежными подразделениями связанной в единую систему экономической модели. Как Эйнштейн, бесспорно, он знал толк в своём деле.

Заскорузлым пальцем крестьянина с въевшейся коричневой окантовкой вокруг ногтя, он тыкал в аккуратные столбики цифр со своими расчётами и в формулы, применённые при этом. В ход пошли выдержки с нормативами из технических справочников.

У меня двинулась кругом голова от потока такого количества аргументов со всеми бесспорными обоснованиями. Я чувствовал себя откровенно профаном во всей этой истории. Мне и в школе не давались точные науки. Во мне вовсю властвовал неистребимый гуманитарий. Стрелки часов на стене, словно усы запорожца, уныло повисли на половине седьмого. Уже полчаса назад я должен был покинуть рабочее место. Но что-то было в Мурате магическое, отчего я не мог просто так его прервать. Тем более я не спешил домой. Там мать последнее время совсем достала навязчивым желанием непременно оженить меня на дочери какой-то знакомой нашей Валентины. Чтоб не выслушивать долгих нотаций, я повадился попозже заявляться домой и сразу заваливаться в постель. А свободное время обычно убивал в компании друзей либо избывал в ближайшем кабаке.

Указав на часы, я напомнил посетителю об истечении времени. Пора было закругляться. Пока Мурат собирал в сумку бумаги, на его лице отразилась такая неподдельная мука – даже без психоаналитика было ясно, что он сейчас испытывает. Во мне проснулось сочувствие христианина к ближнему, и я неожиданно для себя предложил:

– Но мы можем продолжить нашу беседу в кафе. Это тут недалеко.

Словно радуга после дождя освежила ещё не распогодившееся небо, так воспринял моё приглашение собеседник. Казалось, целый куль счастья обрушился вдруг на его озабоченную голову.

– Наверное, я вас утомил? – виновато спохватился радетель рода человеческого. – Может, оставим это дело до другого раза?

Я-то понимал, что другого раза не будет, поэтому решил набраться терпения и разом покончить с вопросом. «Сейчас, – решил я, – поддам горячительного и раскрепощусь. Тем более, в нерабочей обстановке проще объясниться». И я протянул ему спасительную длань в океане людского безразличия, где он тщетно барахтался без надежды на сочувствие.

– Нет-нет, мне действительно интересно, – без пафоса поспешил я заверить его. – Признаюсь, в расчётах я ничего не смыслю, но сама идея меня увлекла.

Мы расположились за дальним столиком, и я заказал коньяка. В этом заведении я завсегдатай, поэтому мои гастрономические предпочтения давно известны персоналу. Официантка Любаша подала пепельницу и через некоторое время принесла бутылку «Белого аиста» с двумя хрустальными стопками и плиткой шоколада «Особый».

Увидев перед собой приготовленную чарку, Мурат, как сатана от крестного знамения, отпрянул в испуге. С брезгливостью он отстранил посудину в сторону и решительно объявил:

– Извините, Сергей, я не употребляю алкоголя.

Я попытался плеснуть ему в стопку из бутылки:

– Да вы не стесняйтесь. Я угощаю.

Он быстро накрыл своей лопатообразной ладонью хрустальное изделие, и оно потерялось в его пятерне:

– Я правда не буду пить, Сергей.

– Что же, мне в одиночку прикажете напиваться? Как-то не по-русски получается. Говорят, в одиночку пьют те, кто на последней стадии алкоголизма, – уже сожалел я о своём неосмотрительном предложении продолжить знакомство.

– А вы не обращайте внимания на меня. Чтобы вам не испытывать неловкость, я закажу себе минералку и останемся при своих. Каждый будет пить то, что ему нравится, – нашёл выход из положения несговорчивый компаньон.

Видя, что бесполезно настаивать, я вынужден был поддержать обозначенный паритет. Хлестнув одну за другой пару стопок, почувствовал себя в кондиции и приготовился дальше выслушивать очередную версию создания рая на земле.

Мурат бесстрастно отлил пузырящегося «Кармадона» в стакан и, запрокинув голову, залпом выплеснул содержимое в рот, шумно глотнув при этом несколько раз и сопроводив судорожными толчками кадыка движение жидкости внутрь. После этого он разложил на столе уже знакомые мне листы. И продолжилась нудная цифирная тягомотина. Поддав ещё коньяка, я ощутил в себе достаточный философский настрой, чтобы в циничной форме реагировать на происходящее, и беспардонно прервал вдохновение Мурата:

– Слушай, так не пойдёт! Я тебе объяснял, что перед тобой гуманитарий. Значит, давай уберём все твои расчёты, и просто изложи человеческим языком, что всё это значит. Короче, представь, что пересказываешь художественное произведение из хрестоматии на уроке литературы. Только так я способен адекватно воспринимать мир.