В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая

На щеках и затылке у Лаллу часто красовались припухшие шрамы от крысиных укусов. Это приводило Абдула в отчаяние, но что оставалось делать? В такие месяцы, как нынешний, мусора на складе скапливалось слишком много, свободного места не оставалось, и часть его приходилось тащить в дом. Конечно, это привлекало крыс. Но складировать лом и другие отходы на улице тоже было невозможно – мусорщики разворовали бы запасы Абдула, и ему пришлось бы платить за один и тот же товар дважды.

В три часа дня Абдул занялся самой нудной и неприятной работой – сортировкой бутылочных крышек. Некоторые имели пластиковые вкладки с внутренней стороны. Весь пластик нужно было соскоблить перед тем, как отправить крышку в кучу к алюминиевому лому. С каждым годом упаковка дорогих продуктов и товаров становилась все более высокотехнологичной и «сложносочиненной»: разные материалы смешивались, одни имитировали другие. Пластины, казавшиеся на первый взгляд деревянными досками, оказывались полностью или частично пластиковыми или ламинированными. А к какой категории отнести люфу[15], вообще было непонятно. При этом владельцы перерабатывающих предприятий принимали только однородное, очищенное от всего постороннего сырье.

Мать копошилась где-то за спиной Абдула. Она оттирала камнем влажное грязное белье[16]. Бросив взгляд на дремлющего на пороге Мирчи, Зеруниза воскликнула:

– Что такое? У тебя каникулы?

Мирчи ходил в девятый класс третьесортной частной школы. Преподавание там велось на языке урду. За обучение семья платила триста рупий в год. В бесплатной городской школе было всего восемь классов, да и вообще уровень образования там был очень низким. Учителя часто вообще не являлись на уроки. Правительство Индии было не сильно озабочено распространением общедоступного качественного образования, поэтому родители, хотевшие, чтобы подростки продолжили учебу в старших классах, вынуждены были платить за это.

– Садись за уроки или помоги брату, – скомандовала Зеруниза. Мирчи глянул на корпящего над крышками Абдула и открыл учебник математики.

В последнее время даже один вид мусора приводил Мирчи в уныние. Абдул старался не обращать на это внимания, хотя он не очень разделял родительскую веру в то, что брат закончит школу и благодаря своему уму и обаянию найдет хорошую работу. Мусульман на рынке труда не очень-то жалуют. Да, Мумбаи считается космополитическим городом, открывающим большие возможности для выходцев из любых слоев и общественных групп, и все же дискриминацию мусульман никуда не деть. Она оставалась прискорбной реалией жизни мегаполиса. Существовало множество вакансий, на которые представителям религиозного меньшинства было бы невозможно пробиться. Так, к примеру, мусульман почти не было среди персонала роскошных отелей, о которых грезил Мирчи.

По мнению Абдула, было вполне логично, что в городе с таким пестрым населением люди группируются примерно так же, как он сортирует мусор – подобное с подобным.

Слишком уж здесь много народу, чтобы всем досталась работа. Понятно, почему индуисты родом из Махараштры, принадлежащие к касте кунби[17]

, нанимают своих соплеменников, а не мусульман, занятых в утилизационном бизнесе. Однако Мирчи утверждал, что теперь все по-другому: касты и общественные группы смешиваются, старые предрассудки теряют вес, просто Абдул этого не замечает, потому что все время копается в своей мусорной куче.

Абдул спешил. Надо закончить до сумерек. В это время крепкие парни-индуисты приходят на майдан, чтобы поиграть в крикет. При этом они все время норовят попасть мячом в его ровно разложенные кучки, а то и ему в голову. Эти ребята явно проверяли его на выдержку – полезет он в драку или не полезет, следуя своему вечному принципу избегать конфликтов. Абдул дрался только один раз в жизни: он побил двух десятилетних пацанов, обидевших младшего брата. Но эти игроки в крикет были пострашнее десятилеток. Совсем недавно из-за них мальчишку-мусульманина отправили в больницу с проломленным битой черепом.

Где-то наверху в ветвях баньяна ковырялся Раул, пытаясь высвободить еще одного запутавшегося воздушного змея – трофей для последующей продажи. Листья на дереве были покрыты серым налетом, как и многие другие предметы и растения в Аннавади. Ветер гнал сюда с находящегося неподалеку цементного завода пыль, песок и кусочки щебня. «Ничего, от этого не умирают», – говорили старые обитатели квартала новоприбывшим, когда те жаловались, что густым, хоть топор вешай, воздухом, невозможно дышать, и от него появляются рези в глазах. На самом деле от этого постоянно умирали – одного свела в могилу нелеченая астма, у другого засорились легкие, третьего доконал туберкулез. Отец Абдула, с его вечным кашлем, нашел утешение получше. Он говорил, что цементный завод и строительные объекты, расположенные вокруг, обеспечивают работой всех, кто живет в районе аэропорта. Испорченные легкие – это неизбежное зло, необходимая цена, которую приходится платить за причастность к прогрессу.