В Тигровой балке

В общем я воочию убедился в правильности слов наших работников, что джейранов в заповеднике осталось мало. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что весной 1959 года в пределах пустынной части заповедника бродило не больше трех десятков этих антилоп. А ведь каких-нибудь двадцать лет назад человек, попавший в эти места, мог наблюдать многочисленные крупные стада джейранов. Во время сезонных перекочевок джейраньи табуны двигались один за другим, поднимая густые тучи пыли. Что же произошло?

Многие объясняют резкое падение численности джейранов в низовьях Вахшской долины необычайно суровой зимой 1944/45 года. Тогда, действительно, жестокие холода и глубокий снег погубили тысячи этих антилоп. Но подобные бедствия случались и раньше, и все же численность джейранов после таких катастроф довольно быстро восстанавливалась. Нет, причина явно не в погодных передрягах. Главный виновник — браконьер. Еще свежи в памяти те времена, когда, пользуясь отсутствием каких-либо ограничений, обнаглевшие мародеры набивали полные автомашины антилопами. Да и сейчас, хотя этих прекрасных животных осталось считанное число, преступники не унимаются. И вряд ли уймутся, пока не прикончат последнего джейрана или их не обуздает твердая рука советского закона.

В заповеднике джейран отнюдь не избегает пойменных лесов. Сюда он ходит прежде всего на водопой, ибо все пресные озера расположены среди тугаев. Вдобавок он еще и кормится здесь, чувствуя себя в сравнительно большей безопасности, чем в песках.

В жаркие майские дни в укромных уголках пустыни, где-нибудь под крутыми склонами оврагов и лощин, у самок появляются на свет маленькие джейранята. Мне, к сожалению, не пришлось видеть новорожденных ни разу. Но как-то, поднимаясь по одной из расщелин скалистого холма, я вспугнул самку. До этого она лежала в выбитой копытами ямке на крутом склоне под кустом саксаула. Самка была на последней стадии беременности и бежала с большим трудом. До сих пор так близко мне видеть джейрана не приходилось.

Весной 1959 года, закончив свою работу в заповеднике, я должен был уезжать. Все уже уложили в машину, и завтра на рассвете мы трогались в путь. В этот вечер я бродил в последний раз по ставшим мне такими близкими звериным тропам, выходил на полянки, озера и прогалины, навещал особенно памятные для меня места — словом, прощался с тугаями, где незаметно пролетело три года. Под конец я вышел на окраину зарослей и тронулся по песчаному плато среди кустов солянок. Мне хотелось посмотреть на гнездо скотоцерки — маленькой кустарниковой птички. Солнце садилось. Холмы Песчаного Перевала окрасились розовым светом. Я стал кольцевать птенцов. В это время со склона холма спустились на плато три джейрана. Меня они, к счастью, заметили и начали преспокойно пастись, время от времени оглядывая местность. Их серая с белым окраска менялась от розовой и ярко-коричневой до нежно-желтой в переливающихся красках заката. Для прощального вечера это было отрадное зрелище. Тут я впервые почувствовал, что все эти беспокойные ночи, проведенные в дозорах и патрулях, жестокая борьба с преступниками-браконьерами не прошли даром. И когда наутро наша машина, подпрыгивая на ухабах, шла ‘ через Песчаный Перевал, я смотрел на пески с робкой надеждой, что скоро здесь опять появятся табунки быстрых обаятельных антилоп.

ЗВЕРЬ С АМАЗОНКИ

С ним я познакомился в первый же день пребывания в заповеднике. С трудом пробившись сквозь густые заросли колючек и эриантусов на берег озера, я увидел голову зверька, который неторопливо отплывал от этого места и недовольно оглядывался на меня. Он остановился в тростниковых зарослях неподалеку и глухо заворчал. Как следует разглядев зверя, я догадался, что передо мной та самая нутрия, о которой я столько наслышался.

Нутрия — это испанское название зверька, имеющего туземное название «коипу», отсюда и его латинское наименование «Myocastor coipus». У нас его называют также болотным бобром. Родина болотного бобра — Амазонка. Там он живет по болотистым берегам рек и озер, устраивая гнезда в густых зарослях водной растительности или роя норы в обрывистых берегах. Вся жизнь зверька связана с водой, и он очень напоминает бобра, отличаясь от него несколько более мелкими размерами и круглым голым хвостом, как у водяной крысы. Отдельные самцы коипу достигают веса в 16 килограммов. Мех коипу гораздо дешевле бобрового, но тем не менее он сравнительно дорог (до 14 рублей за невыделанную шкурку) и пользуется большим спросом. По этой причине некоторые предприимчивые деятели заинтересовались болотным бобром, и вскоре он был удачно акклиматизирован в Европе. В тридцатых годах нутрия была завезена в Закавказье, где также довольно успешно акклиматизировалась. Затем наступил черед Средней Азии.