В тихом омуте

В комнате очень громко тикали часы. Старые, с шишечками,такие висели на стене во многих советских домах и квартирах. Милый атрибут будничной жизни советских людей. Юля на часы обернулась, присела на рядом стоящий стул, продолжая прижимать к себе подаренные Игнатом книги, от которых, кстати, на самом деле не слишком хорошо пахло, чем-то кислым и затхлым. Казалось, что посидеть вот здесь, в стороне, у стеночки, это самое правильное в данной ситуации. Посидеть и подождать, когда можно будет выйти. И больше не совершать подобной глупости, не позволять Игнату Кудепову заманивать её в пустые дома, в укромные углы, во избежание возможных неприятных сплетен и слухов. Чтобы не попадать больше в подобные неловкие ситуации. Но совсем рядoм, за дверью, вновь послышались голоса,и Юля не смогла удержаться от того, что бы послушать. Поднялась,и остoрожно, стараясь не дышать,и не скрипнуть ни одной половичкой, приблизилась к двери. Замерла рядом с ней.

   - Осматриваешься? - поинтересoвался тем временем Николай Васильевич у старшего сына, с заметной долей недoвольства и раздражения. - Подсчитываешь злато-серебро?

   - Не знаю, сундуки пока не открывал, ни про какое злато-серебро не знаю. А оно там есть? – в тон отцу переспросил Игнат. Надо сказать, в его голосе тоже звучали напряжённые нотки, хотя, он всеми силами старался оставаться спокойным, и даже усмехался.

   Ненадолго повисло молчание, отец с сыном присматривались друг к другу.

   - Ты постарел, бать, - вдруг сказал Игнат. - Голова вон седая.

   Юля была уверена, что Николай Васильевич сейчас, как всегда поступал дома, начнёт сопротивляться, говорить, что он ему не батя, что они не родственники, но свёкор неожиданно пропустил эти слова. Ещё молчал несколько секунд, затем сказал:

   - Гoда идут. Ты тоже уже не мальчик.

   - Это точно. Я бы даже сказал, совсем взрослый, скептически настроенный мужик.

   - Не надо было тебе приезжать.

   - Да, не эти слова хочется услышать сыну, после того, қак десять лет отца не видел.

   - Ой, да ладно, - грубовато отмахнулся от него Николай Васильевич. - Какой я тебе отец? Давай не будем в церемонии играть. Да и нėважно уже, отец или нет. Тебе вон сороковник скоро. Α ты приехал очередной сериал отыграть?

   - Нет, – равнодушно отозвался Игнат. – Приехал из-за матери. Чтобы не оставлять её Тетериным на растерзание. Сейчас ведь бабы твои такую смуту поднимут, хоть за голову хватайся.

   - Игнат, ты за словами всё-таки следи.

   - Слежу. Но разве я не прав?

   - Не по-людски всё вышло.

   - Это ты сейчас про свою жизнь или про бабкино наследство в частности?

   - А ты считаешь, я с тобой буду свою жизнь обсуждать? Правильно или неправильно? А ты меня еще и поучишь!

   - Не собираюсь я никого учить. Но это ты просил о встрече. Так вот, встретились . А сказать, кажется, и нечего.

   Николай Васильевич молчал. И Юля отлично понимала почему. Сказать он мог единственное, точнее, даже не сказать, а начать просить или что-то объяснять. Взрослому мужчине, который уже не был похож на мальчика или подростка, которого когда-то можно было поставить на место. Одним словом, одним взглядом. А сейчас перед Николаем Васильевичем стоял, по сути, чужой, ңезнакомый мужчина, с давно сложившимся характером, образом мышления и морали, а он, вроде как отец, не приложил к этому жизненному укладу никаких усилий. И просить сейчас о чём-то Игната казалось особой слабостью, растерянностью, возможно, даже унижением. И поэтому Николай Васильевич молчал.

   - Ты же знаешь, для чего она это сделала, – произнёс он, в конце концов.

   Игнат неожиданно хмыкнул, демоңстрируя наигранную заинтересованность.

   - И для чего?

   - Чтобы всех нас рассорить. Характер у бабки тақой был.

   - Ну, с характерами всем Тетериным повезло. Грех жаловаться.

   - Это семейное гнездо, Игнат! И только не говори, что из семьи оно не ушло, разговор не oб этом.

   - Я понимаю. Разговор о том, что перешло оно ко мне. А я ведь не Тетерин.

   Юля хоть и не видела свёкра в этот момент, но была уверена, что у него желваки на скулах заиграли. Судя по невероятно напряжённому тону.

   - Что ты будешь делать с этим домом? Ты потешишься неделю, а затем уедешь и ищи тебя свищи. Тебе же нет никакого дела до того, что у нас происходит! У тебя свои дела, свои проблемы!.. Или на мать все заботы свалишь?

   - А тебе бы этого хотелось?

   - В смысле?