В тихом омуте...

– Алена, он сумасшедший!.. Не подходи ко мне! – закричала я, трусливо забившись в угол между буфетом и мойкой. – Я тебя убью!.. Я не хочу тебя убивать… Ты должен выслушать меня! Я ни в чем не виновата!

Никакого ответа.

Так, сжимая нож, я просидела некоторое время – я даже не знала, сколько: пять минут, пятнадцать минут, пятьдесят минут – во всяком случае, эти минуты принадлежали моей жизни, я была жива. Пока жива… Фарик наверняка затаился, о, это восточное коварство, удельные князьки так и норовят продать свои племена по сходной цене… Он затаился, чтобы напасть на меня сзади, как смерть… Он хочет моей смерти, но я не виновата, я не виновата…

Фарик не появлялся. Не появлялась и Алена.

И тогда, собрав в кулак все свое мужество, я решилась высунуть нос из кухни.

…Они были там.

Они лежали голова к голове.

Они оба были мертвы.

Но сначала я увидела только Фарика – он упал навзничь. Только по синим, вытянувшимся в шнурок, губам я с ужасом поняла, что произошло. Мокрая рубашка – конечно, он был весь мокрый, он почти наполовину влез в ванну, когда топил меня… Я понятия не имела об электрическом токе, только один раз, в школе, мы хоронили мальчика-радиолюбителя, который погиб из-за неисправности в сконструированных наушниках. Я даже не помню, как звали этого мальчика, он жил в сталинском доме в квартале от школы – каждый день я проходила мимо этого дома и каждый раз говорила себе: в этом доме жил мальчик, который погиб от удара током.

Вот и бедный Фарик погиб от удара током, а я даже не знаю, где его дом.

Нет, он не погиб от удара током.

Это ты убила его.

Ты. Убила его.

Я вцепилась Фарику в плечи и почувствовала такую тяжесть в груди, что рванула рубаху. Если бы он убил меня, мне было бы легче.

Мне было бы все равно. И я не увидела бы тогда, что Алена…

На коленях я подползла к Алене, судорожно затрясла ее.

– Вставай! Здесь творится полный кошмар, ты должна помочь мне…

Алена не отзывалась.

Я перевернула ее – на надменном лице Алены застыло удивление.

– Ну, давай, не пугай меня! Алена! Алена… Ну что за дурацкие шуточки? А я, между прочим, именно сегодня хотела убрать к чертовой матери платок из постели… Делай со мной, что захочешь, так, кажется, это называлось? Ну, милая моя…

Голова Алены безвольно подалась за моей рукой – и только тогда я увидела темную точку на виске: висок был аккуратно вспорот, даже классный нейрохирург не сделал бы лучше.

– Мы же собирались рвануть в Финляндию на выходные… Ты говорила, что там отличное пиво и отличные дороги… Ну же, – я продолжала отчаянно трясти ее, – черт возьми, или ты меня разыгрываешь? Может быть, ждешь искусственного дыхания рот в рот, это как раз в твоем стиле…

Я подняла глаза и почти тотчас же поняла происхождение зияющей точки на виске: в стену была вделана панель с целым рядом маленьких вешалок для полотенец. Их роль выполняли отлично инкрустированные и остро отточенные рога животных. Может быть, это и не были рога, скорее всего – удачная стилизация… Алена ударилась виском об этот… Да, об этот… Я послюнила палец и осторожно стерла капельку черной крови, оставшуюся на вешалке-роге. Алена помешана на чистоте, ей не понравится, если хоть что-то будет замызгано… Ну вот, крови нет – и не считается; если нет крови, то смерть не считается.

Не считается, не считается.

Я легла рядом с Аленой, обняла ее и прижалась к еще теплому плечу.

– Что мы будем делать с Фариком, душа моя?.. Кажется, я его убила. Сначала он убил тебя, а потом я убила его.

Убила, убила.

Ты меня любила, а я его убила. А ты меня любила. Так любила, что в зубах носила – откуда только эта дурацкая собачья поговорка, радость ризеншнауцера – в зубах носила, надо же!..

Нужно встать, иначе я сойду с ума. Фарик сошел с ума, но это не повод, чтобы убивать. Два убийства – и никакой крови, никакого беспокойства. Не нужно застирывать рубах, не нужно мыть ножи.., черт, зачем я приволокла нож – я ведь принесла с кухни нож, но зачем?..

Я отползла от Алены, зажмурила глаза и изо всей силы ударилась затылком о кафель – приди в себя! Приди в себя.

И заплакала.

Слезы выскребли сумасшествие из всех ячеек, и только тогда навалилось прозрачное, как стекло, отчаяние.

Нимотси убили в моем доме, Венька погибла из-за меня, Алена погибла из-за меня, Фарик погиб из-за меня…

Черта с два погиб! Это ты его убила.

Господи, ненавижу себя! Столько усилий – и только для того, чтобы те, кто рядом с тобой, обязательно погибли. Я больше не хочу, вся эта новая жизнь – кот в мешке, к черту котов, всю жизнь ненавидела котов… Нимотси когда-то завез одну кошечку, а потом уехал в свою проклятую Грецию… Господи, если бы не было этого, не было бы сегодняшнего кошмара, Алена нашла бы себе подружку, а девочка и два мальчика жили бы себе втроем… Я больше не хочу, не хочу… К черту все эти паспорта, имена, черт знает что в себе несущие… Сейчас пойду куда нужно, на первый попавшийся пост, к первым попавшимся усатым ментам – я не виновата, хоть кто-то должен мне поверить… А если они не поверят? – ведь у меня же нет свидетелей, все мои свидетели мертвы…