В тихом омуте...

Я потеряла счет времени, я даже не знала, сколько времени продолжалась эта случка, это соитие, этот акт, эта случайная любовь, но, кажется, я загнала его раньше, чем хотели мы оба – и он, и я. И Влас сдался, он выбросил белый флаг, он попросил меня остановиться, он попросил меня остаться, он попросил попить, он попросил ничего не надевать на себя, он попросил “что-то типа отбивной, большой отбивной с луком”, он попросил Чего-то еще и заснул на полуслове – все-таки он был мальчишкой, и заснул, как мальчишка, крепко обняв меня за шею.

Он заснул, оставив меня наедине с собой. Я приходила в себя, может быть, слишком медленно. Я еще нашла в себе силы поцеловать его во взмокшие спящие волосы, в переносицу, в лживо-раздвоенный круглый подбородок.

Подбородок.

Вот оно, подбородок.

Наваждение кончилось.

Я осторожно высвободила из кольца его рук свое сразу омертвевшее тело, соскользнула с кровати, быстро, как будто скрывая следы преступления, натянула на себя рубашку. Это оказалась его рубашка, тот же острый и терпкий запах, но переодеться не было сил.

"Да ты нимфоманка, душа моя! – сразу же вылез с оценками Иван. – Кто бы мог подумать…"

"Ну что, получила свое маленькое пошлое удовольствие? – мрачно изрек Нимотси. – Предала друзей с первым попавшимся вшивым убийцей и счастлива? Я от тебя, пожалуй, на время отрекусь. Только скажу тебе как специалист в жестком порно – этот твой так называемый секс прост, как панель управления электрическим стулом. Никакого изощренного воображения. А нас он убивал гораздо более изобретательно, чем трахал тебя”.

"Но с тем же остервенением”, – добавила Венька.

Все стало на свои места. Все стало так ясно, что из всех татуировок я выбрала бы для себя одну-единственную – черную вдову. Самку паука, которая убивает оплодотворившего ее самца: соитие, как прелюдия смерти, последний предсмертный ритуал – очнись, Ева, разве ты забыла, зачем приехала сюда? Нимотси в луже крови, Венька со сломанными, легкими, как у птицы, костями…

Нет, я не забыла.

Я обыскала карманы джинсов Власа – ничего, кроме смятых купюр, по-детски рассованных во все карманы; черная вдова так черная вдова, я согласна на эту роль. Но решиться было проще всего, я приехала сюда с этим подспудным решением. Гораздо труднее выполнить – не подушкой же душить это спящее безмятежное лицо, да и сил у тебя не хватит. Так, предаваясь ленивым, полусонным мыслям об убийстве, я осмотрела всю квартиру. На кухне не было ничего особенного – пустые жестянки из-под круп, застоявшийся пельменный бульон в кастрюле, палка сервелата и хлеб в холодильнике – временное пристанище, приют странников. На столе, в хлебных крошках, валялась связка ключей. Ну, да, видимо, Влас бросил их прямо на стол, когда открывал шампанское.

Еще не зная зачем, я взяла ключи и вернулась в комнату.

Видимо, лавры всех шести жен Синей Бороды не давали мне покоя – я решила разобраться с закрытой дверью, как будто именно за ней меня ждали ответы на все мои вопросы.

…К замку подошел только третий ключ из связки – предпоследний. Еще раз воровато оглянувшись на спящего Власа, я толкнула дверь в комнату, нашарила рукой выключатель и включила свет.

Длинный стол, фотоувеличитель, ленты негативов, проявленные пленки, висящие на веревке, как белье.

…Вся стена над столом была увешана фотографиями одного и того же человека: седеющий папик с благообразной физиономией бывшего партийного работника и чиновничьим пробором в волосах. Он был вполне профессионально снят в разных ракурсах: крупный план, общий план, средний план. Выходящий из подъезда, выходящий из казенного учреждения с угрожающей вывеской “Городская администрация”, выходящий из машины, выходящий из казино. Одна малоприятная телохранительская рожа на заднем плане, две телохранительских рожи… Фотолетопись фиксировала жизнь этого неизвестного мне крутого папика довольно подробно: папик на какой-то выставке, папик за столиком в ресторане, папик на крыльце особняка, папик и два поджарых добермана, куда более симпатичных, чем его телохранители. Вперемешку с фотографиями на стене висели листки бумаги с цифрами, названиями улиц, четко обозначенным временем; подробный план какого-то здания очевидно, графический срез резиденции папика…

"Серьезный парнишка”, – немедленно оценил мастерство Власа Иван.

"И как хватает атмосферу на вшивых снимках, – восхитился Нимотси, напрочь позабыв, что отрекся от меня. – Мне бы такого оператора при жизни, я бы из него соорудил Свена Нюквиста наших дней!"

"И ни одной женщины рядом, – вздохнула Венька, – совсем не романтично…"