– Хорошо, это один из аргументов, может быть, не самый основной. – А теперь осторожно, Ева, если ты будешь убедительна, если он поверит тебе, значит, ты можешь играть в эти игры на равных с кем угодно. Только не зарывайся. – Я решила выйти из игры. У меня есть достаточно денег, чтобы уехать. Кругленькую сумму я получу за Сирина – этого будет вполне достаточно, чтобы безбедно устроиться где-нибудь в более подходящем для женщины климате. Но мне нужен компаньон – вдвоем веселее и безопаснее, ты не находишь?
– Веселее – это уж точно, – хмыкнул Влас, – с тобой просто обхохочешься. Жаль только, что Сирин этого не оценил.
– Сирии получил свое. Ты тоже приговорен, как и каждый, кто занимается нашим бизнесом, рано или поздно тебе прострелят башку. В твоем случае – это скорее рано. Не забывай, ты тоже заказан. И если это сделаю не я, то сделает кто-то другой, гораздо менее сентиментальный.
Он наконец-то отлепился от меня, осторожно, боясь потревожить чуткое дуло пистолета; сел и взглянул заинтересованно – но не как на женщину, а как на возможного очередного подельника.
– И что ты предлагаешь?
– Мы уедем вдвоем, а для начала сложим капиталы. Как тебе такая мысль? Он задумался.
– Я не знаю, кто ты. Зачем мне нужен кот в мешке, даже если это породистый кот, который стоит кучу денег… Это слишком большой риск. А вдруг ты шлепнешь меня после очередной ночи любви – и тогда плакали мои денежки вместе с буйной головой.
– Я тоже не знаю, кто ты. И тоже рискую. С тем же успехом и ты можешь перерезать мне горло – от уха до уха.
– Такое золотое горло – никогда, – он продолжил свой плотский, полный намеков флирт на фоне еще не окоченевшего трупа. – Разве что поискать какой-нибудь другой, более изысканный способ…
– Видишь, мы с тобой в равной ситуации.
– Почему я должен тебе верить?
– Потому что я верю тебе. – Я наконец-то решилась, я положила пистолет перед ним, искушая: так кладут коробок спичек перед не в меру любопытными детьми..
Он молчал. Он не потянулся за оружием, хотя оно соблазнительно поблескивало, и молчал.
– У меня есть друзья в Италии. В маленьком занюханном городишке Реджоди-Калабрия. Это самый юг, Мессинский пролив, там неплохо, и Средиземное море выглядит очень ничего…
"Ну, ты и гадина, – вылез Иван, – я сколько раз рассказывал тебе об этой дыре, куда всегда хотел попасть, мне нравились такие названия… Но это вовсе не значит, что ты должна тянуть в местечко, которое я облюбовал для себя на физической карте мира, всякую шваль”.
"Заткнись и не мешай, – первый раз пресекла я Ивана. – Для вас же стараюсь…"
"Не для меня, а для этого козлищи Нимотси… Но я тоже хотел бы быть пристреленным, чтобы за меня решились отомстить. Благословляю, дитя мое, и отдаю тебе на откуп юг Италии…"
– Звучит заманчиво, – протянул Влас.
– Они нам помогут. И потом, ты именно тот мужик, который мне нужен. Я имею в виду постель.
Это было сказано цинично, но убедило его больше, чем любой романтический треп. “Побольше цинизма, люди это любят” – лишний раз убедилась я в правоте литературного афоризма.
– Я согласен, – наконец решился он. – Когда будем паковать чемоданы?
– Все будет зависеть от того, знаешь ли ты телефон, по которому должен звонить Сирин после заказа. Я имею в виду этот последний заказ.
Я чувствовала, как по спине ручьем стекают струйки пота, я была мокрой как мышь, последние десять минут дались мне нелегко; меня подташнивало от близости трупа, и больше всего хотелось с бабским отчаянным воплем выскочить из квартиры: это было опасное чувство – заблудившийся в хитросплетениях желудка страх вот-вот найдет выход, прорвется наружу, как раненый, но сильный зверь, и разрушит хлипкие загоны моих логических построений… Усилием воли я сосредоточилась на Власе, который пристально разглядывал меня – во взгляде сквозило уважение и что-то еще: он отчаянно пытался влезть в мою черепную коробку и, наверное, сожалел, что ее нельзя вскрыть таким же радикальным способом, каким была вскрыта голова Сирина.
– А если я не знаю телефон – это что-то меняет? – сказал Влас, осторожно подбирая слова.
– В общем, ничего не меняет. Нам придется убрать этого вашего Грека и не получить за это ни копейки. Так сказать, благотворительная акция.
– А зачем тогда вообще убивать, если уж мы решили выйти из дела? Зачем лишний риск?
– Я хочу подстраховаться. Ты не против, чтобы мы были соучастниками не только в постели? Чувства имеют тенденцию быстрее стариться и умирать естественной смертью, а вот память о совместно приведенном в исполнение приговоре остается надолго. У нас будет лишний повод держаться друг друга хотя бы первое время.