В тине адвокатуры

Прошло около года. Дело Ссудно-коммерческого банка, доходившее до сената, окончилось давно. Обвинены были только трое: Полянский, Ландау и Струсберг, из которых лишь первый понес существенное наказание и пошел в Сибирь; Ландау бежал, как говорили, в Америку, а железнодорожный король Беттель Струсберг по приговору суда был выслан заграницу. «Русский суд осудил меня на свиданье с тобою», писал он своей жене в Берлин. Претензии гражданских истцов, как пророчил петербургский редактор, остались неудовлетворенными «до вечности». По акциям, как и предсказывали, не получили ничего, по вкладам — тридцать копеек с рубля, или что-то в роде этого.

Княгиню Зинаиду Павловну такой исход этого дела страшно поразил, так как она, несмотря на то, Гиршфельд, как мы видели, объявил ей прямо, что деньги потеряны безвозвратно, все-таки надеялась. Благодаря отчасти этой надежде, она подарила княжне Маргарите пятьдесят тысяч рублей и обещала после своей смерти отказать ей полтораста, когда та, узнав как бы случайно о потере ею всего ее состояния, подняла крик, что будет жаловаться на Гиршфельда и сотрет его с лица земли.

Николай Леопольдович, по наущению которого княжна и продела всю эту историю, бледный, убитый умолял княгиню спасти его, вступив с «шальной княжной», как он называл Маргариту Дмитриевну, в какой-нибудь компромисс. Княгиня, жалея своего любимца, согласилась. Эти деньги, конечно, перешли в безотчетное распоряжение Гиршфельда.

Когда исход банковского дела окончательно выяснился, она, надо сказать правду, раскаялась, но ничем не выдала этого перед ним.

— Хорошо еще, что я не сделала тогда завещания, а только обещала! — утешала она себя.

Потеряв таким образом большую часть своего состояния, княгиня, несмотря на то, что Николай Леопольдович, верный своему слову, продолжал выдавать ей крупные суммы по первому ее требованию, оплачивал баснословные счета всех ее поставщиков, не делая даже ни малейшего намека на желательное уменьшение ее бешеных трат, все-таки стала беспокоиться и внимательнее следить за действиями своего поверенного и с видимым колебанием, но пока еще без явного протеста подписывала опекунские отчеты. Такая перемена в его доверительнице, конечно, не ускользнула от зоркого Гиршфельда.

«Надо с ней покончить, а то доживешь до беды!» — стала мелькать мысль у него в голове.

«Да и младшая дорогонько обходится, так через несколько лет она все растранжирит и я сыграю в пустую. Надо бы и с ней развязаться!» — продолжал он варьировать свою мысль.

«Как?» — восставал в его уме вопрос.

Он стал обдумывать последний страшный план. Это было в конце февраля.

Незаметно прошел месяц. Были последние числа марта. Княгиня объявила Гиршфельду, что контракт на дачу в Петровском парке возобновлять не надо, так как она решила провести это лето в Шестове.

— Это будет и экономнее! — уколола она его.

Он сперва смутился этим ее решением, но затем успокоился и подумал:

«Тем лучше, можно с ней покончить там».

Составление рокового плана все еще не покидало его, но план как-то не укладывался в голове, хотя он уже сделал некоторые приготовления. Однажды он сидел в своем кабинете и ожидал приближения часа, назначенного для свидания с княжной Маргаритой. Ехать ему еще было рано. Оставалось более получаса. Он вспомнил, что ему надо отыскать какую-то нужную бумагу, отпер средний ящик письменного стола и вынул оттуда целый ворох документов. Вдруг что-то звякнуло. Перед ним на столе лежал ключ от первого номера гостиницы «Гранд Отель» в Т., украденный им более пяти лет тому назад.

— Эврика! — хлопнул он себя по лбу, сунул обратно в ящик вынутые бумаги, запер стол и взяв ключ, начал его рассматривать.

Он что-то обдумывал. Наконец, положив ключ в карман, он несколько раз прошелся по комнате и взглянул на часы.

— Пора! — сказал он вслух, подошел к железному шкапу, отпер его и, вынув из него маленький пузырек синего стекла с завернутым тщательно замшей горлышком, положил его в жилетный карман.

— Да, да, так будет хорошо! — говорил он сам себе, спускаясь с лестницы.

Маргарита Дмитриевна уже ждала его в их квартирке.

— Ну-с, надо с нею покончить! — объявил он ей после взаимных приветствий.

— Наконец-то! — со злобною радостью произнесла она. — Ты, конечно, обдумал, как это сделать, чтобы для нас было безопасно? — продолжала она уже несколько упавшим голосом.

— Ты отравишь ее.

— Я! — прошептала она.

В этом шепоте послышалась овладевшая ею вдруг робость. Она побледнела.

— Да, ты! Кто же может это сделать иной, не возбудив подозрений. В этом пузырьке заключается сильнейший яд, две, три капли его, влитые в стакан аршада, смертельны. В аршаде он незаметен на вкус, так как пахнет тоже миндалем.

Он подал ей маленький синий пузырек. Она взяла его. Руки ее тряслись. Она видимо боролась с волнением.

— Когда и где? — чуть слышно спросила она.