В тисках духовного гнета

Очевидным результатом взаимной диффузии данных разновидностей буржуазной культуры является, в частности, признание потребителя образовавшейся «срединной» «поп-массовой» культуры в том, что он «не до конца понял», «не до конца почувствовал» воспринимаемое произведение. По отношению к произведению, ставшему (в результате использования «звезд», усилий рекламы и т. д.) широко известным, понятое в данном произведении и тем самым потребленное есть массовое. Не до конца понятое, не почувствованное, но престижно присвоенное (я видел, слышал, приобрел и т. п.) по отношению, подчеркнем, к известному произведению есть не что иное, как отражение его популярности. Данное произведение — для потребителя, воспринимающего это культурное явление вышеописанным образом, — есть произведение популярной культуры.

Разумеется, это не значит, что в реальности «поп-культура» всегда воспринимается единственно путем престижного присвоения, а «маскульт» только потребляется в указанном нами смысле. Возможно и обратное. Рафинированный западный интеллигент-гуманитарий в какой-то мере потребляет «поп-культуру», а провинциал, недавно переехавший из глуши в город, может престижно присваивать нью-йоркскую массовую культуру.

Понятно, что в реальной действительности то, что для одного человека является предметом потребления, для другого может быть предметом престижного присвоения, равно как и то, что для одного будет популярной культурой, для другого — «маскультом». Более фундаментальными, однако, являются объективные характеристики взаимодействия «маскульта» и популярной культуры.

Новые «поп-культурные» произведения, направления и т. д. возникают обычно из народных или из элитарного искусства. И чем ближе они к своим корням, тем серьезнее то, что нё только расценивается реакционными кругами как протест, но и действительно является выраженным художественными средствами, эмоционально ощутимым, явным протестом против наличной буржуазной действительности. В этом смысле «поп-культура» ближе к протесту, во всяком случае по сравнению с «маскультом». С другой стороны, популярная культура поразительным образом стимулируется «маскультом» как тем, чему надо быть противоположностью.

В частности и в особенности это проявляется при «восхождении» каждого нового средства массовых коммуникаций. Создатели популярной культуры, фактически отдавая новому средству развлекательную функцию в ее наименее притязательном виде (собственно говоря, в виде маскульта), сами возвращаются на почву творчества популярной культуры в рамках того массового средства, которое оказалось в «тени» нового.

Когда в 20-х годах в США появилось радио, оно на несколько лет пустило по миру дельцов пластиночного «маскульта», так как отняло у индустрии грамзаписи большую часть массовокультурных, чисто развлекательных мелодий.

К началу «великой депрессии» (1929 г.) граммузыкальный бизнес «заживил» травму» нанесенную ему радиовещанием, поднял качество своей продукции от стандартного ширпотреба до индивидуализированной популярной культуры и ввел грампластинку в число престижных, шикарных и дорогостоящих покупок, говорящих о принадлежности покупателя не только к материально обеспеченным, но и к «духовно состоятельным» социальным кругам. В безвыходной ситуации индустрия развлечений начинает значительно интенсивнее, чем в «благополучные» годы, искать и находить в широкой массовой аудитории тот контингент, которому можно продать продукцию дорогостоящую и по сравнению с «маскультом» высокого качества, со «своим лицом», индивидуализированную.

Аналогичный процесс произошел с американским сценическим искусством, когда в начале нашего века появилось кино и «оттянуло» на себя с театральных подмостков большую часть чисто развлекательной массовой культуры. В драматическом и в эстрадном искусстве через короткое время стал замечаться все более явный подъем. Росло качество драматургии, рос художественный уровень исполнения. Деятели культурной индустрии начали специально искать и выявлять ярко индивидуальные таланты, стремясь вернуть зрителя в опустевшие залы.

Телевидение совершило с кино то же, что кино сделало с эстрадой. Кино «пало жертвой» телевидения в начале 50-х годов. К концу 60-х — началу 70-х годов кино накопило технический (широкий формат, квадрафонический звук, стерео и т. д.), а также художественный потенциал и создало высокого уровня элитарно-популярный кинематограф режиссеров, объявивших о своей независимости от Голливуда. Насытившись художественными находками, которые дало их творчество, американский кинематограф коммерциализировал это творчество, создал синтез «поп-культуры» «независимых» и традиционной экранной массовой культуры, обогащенной новыми техническими находками. В результате в 70-х годах появились первые плоские в содержательном отношении, но вместе с тем внешне чрезвычайно впечатляющие фильмы-гиганты и фильмы катастроф («Ад в поднебесье» и т. п.), «звериная серия» («Челюсти», «Пасть» и т. д.), наконец, «Звездные войны»…