В третью стражу

Мучительно… Ему стоило немалых сил прожить прошедший день с ироничной улыбкой на губах. Оставалось надеяться, что Татьяна ничего такого не заметила. Степа уж точно не понял, что здесь не так. Однако пара взглядов, брошенных как бы невзначай Ольгой и Виктором, Олегу решительно не понравились. И, кроме того… Кроме того, ему и самому было противно то, как корежила и ломала его обыкновенная мужская ревность. Лучшим выходом из положения было бы «разорвать контакт», то есть ухать куда-нибудь, чтобы какое-то время не встречаться с Таней, и дать всем — и ей, и Степе, и себе самому — определиться и прийти в себя. Однако для такого поступка нужен повод, и не просто повод, а безукоризненная «отмазка», такая, что предъявить в приличном обществе не стыдно.

И надо же… Решение пришло во сне, что ставило Ицковича в один рад с такими титанами как Менделеев. («Ну прям Менделеев!» — улыбнулся собственной мысли Олег). И не отмазка, нет. Действительно серьезное и не терпящее отлагательств дело.

«Дело…» — Олег сделал еще один скромный глоток коньяка, посмотрел с сожалением на окурок — от окна уходить не хотелось — и пошел за следующей сигаретой. — Надо было сразу всю пачку взять…»

Сон оказался вещий, а не просто дурной, как показалось в начале. Потому что 29 июня 1934 года на посту у двери в обеденный зал гостиницы «Дреезен» в Бад‑Годесберге стоял не Себастиан фон Шаунбург, а его приятель Вальтер Шелленберг. И это Вальтер рассказал Басту про тот вечер и про то, как посмотрел на него сквозь стекло Геббельс, потому что оберфюрер[227] Гейдрих на том совещании не присутствовал: «ростом не вышел». А Баст в тот момент находился в своем баварском имении, потому что накануне Эрнст Рем

[228] приказал всем бойцам СА[229] уйти в месячный отпуск[230]. И тридцатого июля, когда вырезалось руководство штурмовых отрядов, Баст ничего об этом не знал. Совершил верховую прогулку, отобедал со своими престарелыми тетушками, и, сев к роялю, играл песни Шумана, пока в седьмом часу вечера ему не позвонил Рейнхард и не сказал, что ждет его у себя в Берлине через три дня.

— Через три. — С нажимом произнес оберфюрер и дал отбой.

Больше они к этому эпизоду никогда не возвращались, но Шаунбург знал, чувствовал, верил, что Гейдрих спас его в тот день. А почему, зачем — знать это, ему дано не было, а спрашивать… Есть вопросы, которые не задают. Но если попытаться все-таки предположить… Возможно, Гейдриху хотелось иметь в своем окружении настоящего аристократа. А может быть, Баст ему просто нравился. В конце концов, у них даже увлечения были одинаковые: оба любили классическую музыку и верховую езду, и фехтовальщики оба изрядные, а еще Баст не только образцово-показательный ариец, но и не дурак, что отнюдь не одно и то же. Во всяком случае, мало кто в СД способен думать в одном с Гейдрихом темпе. Пожалуй, таких всего несколько человек наберется, и даже среди этих немногих — своими способностями выделялись двое: юрист Вальтер Шелленберг и философ Себастиан фон Шаунбург. И не за правильную форму черепа черепа Гейдрих в начале 1935 года, когда начал формировать настоящую политическую разведку СД, сразу же определил Баста именно туда.

«Туда… — Олег закурил очередную сигарету, допил коньяк и даже улыбнулся, чувствуя, как успокаивается сердце и оставляет напряжение. — Туда…»

* * *

— Туда, туда, где брезжил свет, Сквозь щель Для Писем и Газет!

Олег явно был во взвинченном состоянии. И песенку «виннипуховскую» напевал, и улыбался как-то не так, как вчера…

«Хлебнул он что ли с утра?» — Сказать определенно, пил Ицкович или не пил, было затруднительно. Нынешний Олег, как успела уже убедиться Татьяна, не то чтобы пил не пьянея, но наливаться мог долго и помногу. Да и не в этом дело. Настроение Олега могло и не быть связано с потреблением алкоголя.

«А с чем оно связано?» — Выяснить, знает ли он о ее позавчерашнем «приключении», ей так и не удалось. Могло случиться, что и не знает. И это было бы совсем неплохо, если честно.

«А если все-таки, — да?»

Тогда одно из двух. Или ему все равно, или он…

«Хамство в душе затаил». — Подсказала Жаннет, которая чем дальше, тем лучше овладевала «великим и могучим», и вот, пожалуйста, даже цитату из Зощенко весьма к месту ввернула.

«Заткнись!»

«Да на здоровье!»

— Дамы и господа, — Олег поправил шейный платок и обвел собравшихся за обеденным столом весьма выразительным взглядом. — А не прогуляться ли нам к реке? Погода чудесная! Весна…

— Точно! — Сходу поддержал идею Степан. — Сейчас позавтракаем, и вперед!

— Все в сад! — По-немецки провозгласила Ольга и снова умудрилась оставить последнее слово за собой.

«Знать бы еще, из-за кого мы собачимся! — Устало «вздохнула» Таня, поднимаясь из-за стола. — Но ведь не спросишь, на кого, мол, ты, кошка драная, глаз положила? Не спросишь. Не спрошу. Но кого-то мы с ней точно не поделили, может быть, и всех троих…»