В царском кругу

Рождение детей в царской и нашей семьях совпадало более или менее в одно и то же время, так что старшие сестры и братья мои были ровесниками и друзьями великого князя Александра Николаевича и великих княжен Марии и Ольги Николаевн. Я же, как младшая в семействе, была подругой детства великих князей Николая и Михаила Николаевичей; с последним мы совсем одних лет; он только шестью неделями старше меня. До семи лет я была с ними неразлучна, но когда они перешли в мужские руки, меня, конечно, пришлось немного отделить от них. Помню, что я была крайне огорчена и обижена этим новым распоряжением наших матерей, не понимая, почему я не могу оставаться по-прежнему с моими двумя друзьями. Впрочем, я продолжала быть много с ними, и до сих пор наши отношения не переменились; мы по-прежнему были на дружеской, товарищеской ноге (1883 г.). Что было трогательно, это отношения царских детей к подруге их матери; они ее любили и почитали как вторую мать, и относились к ней со всеми своими радостями и горестями; а если кто из них, бывало, в детстве нашалит и подвергнется неудовольствию или выговору их родителей, они сейчас бегут к «Cecile», как они называли матушку, и не раз ей приходилось выручать кого-нибудь из них из беды. Особенно часто приходилось моей матери заступаться за Константина Николаевича; он с детства выказывал высокий ум, глубокую доброту сердца и неимоверную любознательность, но был очень плох характером, решителен и своенравен, так что к нему относились всегда строже, чем к другим его братьям и сестрам, и, не будь сказано в укор их августейшим родителям, — иногда несправедливо. Он с юных лет был, что называется, козлом отпущения за всех, и на него все обрушивалось. В детстве и юности, конечно, то были только пустяки, и тогда мать моя всегда приходила ему на помощь и восстанавливала истину, когда его напрасно обвиняли. Увы, позже он стал тоже козлом отпущения всего дурного, что случалось на Руси. Все приписывали ему, когда он был не виноват ни телом, ни душой. Есть такие несчастные люди на свете! А как Константин Николаевич страдал от этого! — причиною тому были, как и в детстве, его пылкий ум и нрав, а главное — откровенность, которая часто была облечена в грубую форму, чем он наживал себе много врагов.

Для нас же всех, детей своей подруги, императрица Александра Федоровна была второй матерью и благодетельницею нашего семейства.

Отец мой родился в Петербурге и воспитывался во 2-м кадетском корпусе, в то время, когда главным начальником всех кадетских корпусов был князь Платон Александрович Зубов. Помню, как отец рассказывал, что вечером, накануне смерти императора Павла I, будучи дежурным кадетом, отец мой пришел с рапортом к Зубову и, войдя в комнату, застал князя сидящим перед камином и упорно смотревшим в пылающий огонь. Зубов до того был занят своей глубокой думой, что не слышал рапорта вошедшего в комнату дежурного и долго оставался неподвижным и бледным, как смерть.

На одном параде отец мой, бывший портупей-юнкером, держал знамя, которое сильно дувший ветер вырывал из рук, но молодой человек, хотя и с большим трудом, удерживал его. Это было замечено императором Александром I, и с этого дня государь стал к моему отцу очень милостив, даже призывал его к себе в кабинет и разговаривал с ним, как это в то время было принято, чтоб узнавать поближе людей и давать хорошие советы юношеству. Впоследствии государь назначил отца моего адъютантом к своему брату, великому князю Николаю Павловичу[59]

. Отец мой перед этим назначением только что женился на графине Туровской, как было сказано, и император Александр Павлович объявил ему, что будет восприемником всех его детей, так что сестры и братья мои все были крестниками Александра Павловича, за исключением брата Сергея, родившегося, как сказано выше, в 1825-м году, и меня, родившейся в 1832-м году; нашим крестным отцом уже был император Николай I.

Родители мои боготворили императора Александра Павловича и глубоко чтили его память.

Когда у великого князя Николая Павловича и у великой княгини Александры Федоровны родился первенец, великий князь Александр Николаевич, наш будущий царь-освободитель-мученик, в Москве 17 апреля 1818 года, то отец мой был послан в Берлин с этим радостным известием и удостоился подходить к кровати и целовать руку августейшей родильницы в первые же минуты рождения малютки, чтоб быть свидетелем состояния здоровья молодой матери и ее новорожденного сына, дабы сообщить об этом ее царственному отцу.