В царском кругу

В день СВ. Пасхи, прямо от заутрени и обедни в дворцовой церкви Спаса за Золотой Решеткой, митрополит Филарет со всем духовенством, сопровождаемый государем императором, государыней императрицей, членами царствующего дома и свиты — мужчины в полной парадной форме, дамы в русских платьях, торжественным шествием отправились освящать новый кремлевский дворец. Зрелище было восхитительное. Только тот, кто бывал в Москве на св. Пасху, может понять, что это за торжество в нашей первопрестольной столице, да еще в присутствии царя, и при такой церемонии, как освящение им построенного дворца. Чего стоят колокольный звон, разносящийся по воздуху из сорока сороков церквей, иллюминация, заливающая своими огнями кремль и Замоскворечье… право, описывать нет возможности. Только словами Пушкина можно выразить то чувство, которое тобою овладевает: «Тут русский дух, тут Русью пахнет!» Мне пришлось смотреть на высочайший выход в эту пасхальную ночь с лестницы, ведущей в покои царя Алексея Михайловича, так как, будучи еще подростком, я не имела права быть на высочайшем выходе.

В эту же ночь был случай, тяжело поразивший государя и всех; во время самой заутрени великий князь Михаил Павлович подвергся первому апоплексическому удару. Он поправился от этого недуга, но не надолго, и в этом же самом году он и скончался. Николай и Михаил Павловичи были тесно связаны братскою любовью, и для государя потеря брата была весьма горька и ощутима.

После Пасхи двор оставался еще некоторое время в Москве; по этому случаю давалось много празднеств, балов и т. п.

В это время в Москве появилась Екатерина Петровна Ермолова, фрейлина ее величества. Государь и все восхищались ее красотой, и действительно она была замечательной красавицей; притом очень умна и приятна в обществе. Бегала же я за этой Ермоловой так, что мне даже и теперь смешно. Нужно сказать, что великий князь Михаил Николаевич заболел в Москве скарлатиной; а так как Николаю Николаевичу было очень скучно без брата, с которым он привык быть неразлучным и делить свои впечатления, он устроился со мной, чтобы я заменяла ему Михаила Николаевича на это время. Он меня звал Мишкой, и мы старались не разлучаться, насколько это было возможно. Конечно, Николай Николаевич влюбился в красавицу Ермолову, как 17-летний юноша может влюбиться, и бегал за ней, чтобы на нее взглянуть хоть издали, а я, входя очень серьезно в роль товарища и брата, конечно, бежала туда же за ним и тоже восхищалась ею. Бывало, она придет очень важно на дежурство к императрице, а мы где-нибудь за дверью смотрим на красавицу и потом передаем себе свои впечатления, разумеется, по секрету. Притом я очень любила блины, и Николай Николаевич мне в угоду заказывал каждый день к царскому завтраку блины. Удивлялись, как это без Масленицы каждый день подаются блины, но это был тоже наш секрет; а так как Ермолова часто завтракала у императрицы, то в моей памяти Ермолова и блины составляют нечто неразлучное.

Весной двор возвратился в Петербург. Как известно, в этом году возникла Венгерская кампания, и государь уехал надолго в Варшаву, равно как и великий князь Константин Николаевич, принимавший в первый раз участие на войне и возвратившийся с оной кавалером Георгиевского креста и креста Марии-Терезы.

1 июля этого же, 1849 года было одним из счастливейших дней моей жизни. Утром я отправилась с матушкой поздравить императрицу с днем ее рождения. Как уже я говорила выше, первый завтрак происходил всегда семейно; но в подобные праздничные дни было очень торжественно. Ставился посреди кофейного стола именинный пирог, так называемый «баумкухен», украшенный цветами и восковыми свечами; вокруг пирога горело столько свечей счетом, сколько минуло лет виновнику торжества, а посередине горела большая свечка, представлявшая наступающий год. Все семейство приходило с поздравлением и подарками, и было еще веселее и радушнее, чем обыкновенно.

В этот же описываемый мною высокоторжественный день 1849 года, по окончании завтрака, матушка моя отправила меня домой в Знаменское, а сама поехала с императрицей в Большой Петровский дворец для высочайшего выхода и слушания литургии.