Шейх тяжело вздохнул. Он понял, что я так и не простил ему смерть моей матери. И не прощу того, что он учел, в первую очередь, свои интересы. То, что о нем подумают, и поэтому убийца моей матери ходит на свободе и дышит чистым воздухом.
Возвращаясь домой, я обдумывал наш разговор с отцом. И то, что мои братские отношения остались в далеком детстве. Насколько выросла с годами у него ненависть ко мне. И все из-за титула… А может даже некая зависть… Я уже не понимаю, чего его мать больше вложила ему – ненависть или зависть…
Приехал за полночь, моя сладкая уже спит, ноги сами понесли к ней. Я, в последнее время, только у нее и ночую.
Захожу в ее спальню, волосы разметались по подушке, а она раскинулась по кровати. Глядя на эту позу, можно с уверенностью сказать, она себя чувствует свободно, а значит дома. Сравниваю с началом ее пребывания здесь, тогда Юна спала совсем иначе…
«Моя красавица», – сказал шепотом. Сорвал с себя одежду, покидав в кресло рядом с ее сложенной, и забрался в кровать. Тами, которая уютно расположилась на кровати рядом с Ю, открыла свои глаза и уставилась на меня.
– Брысь, Тами… иди к себе, – сказал я, и она, недовольно рыкнув, спрыгнула с кровати и побрела на свое место.
А я переключился на Юну. Взял ее ножку и, начиная с пальчиков, стал покрывать горячими поцелуями, двигаясь выше по икрам.
– Просыпайся, моя маленькая, – сказал я, оторвавшись от ее красивой ножки. Нахмурив лицо, вытянула капризно губки и закряхтела недовольно. – Сладкая моя… – бормочу между поцелуями, двигаясь выше к бедрам.
– Амир? – сонно спросила она.
– Ты, что ждала кого-то другого? – остановился и посмотрел в ее глаза.
– Конечно, – улыбнулась она, и я вновь подметил ее естественную красоту.
– Сейчас получишь по своей аппетитной попке.
Она сонно засмеялась и ответила:
– Я тебя всегда жду… только тебя…
– Вот, это правильный ответ и никогда так больше не шути.
– Хорошо, не буду.
Медленно, стягивая по ее бедрам трусики, целую родинку возле пупочка, прокладывая дорожку к ее гладенькому лобку. Запускаю пальцы, раздвигая половые губки, уже влажные. Удовлетворенно заурчал, подмечая, что моя девочка всегда готова меня принять. Оторвался от нее, и одним движением перевернул ее на живот, поставил на колени, смачно шлепнув по попе под легкий вскрик.
– Начало мне нравится, ножки раздвинь, – после того, как она раздвинула свои ножки, я вошел одним толчком. Прижал ее голову, зафиксировав на подушке, жесткими отрывистыми толчками трахал под ее рванные стоны.
– Сладкая моя… – бормотал, жестко впечатываясь своими бедрами. – Скажи, что ты моя, – говорю ей, срываясь на ускоренный темп.
Зачем- то мне нужно это услышать от нее, хотя она и так – моя! Не услышав ответа, прервал наш контакт, рывком взял ее на руки и понес к ближайшему столу, положил спиной на столешницу. Склонился над ней, держу зрительный контакт, считывая каждую ее эмоцию. Раздвигаю ее ноги, направляя напряженный член в тугую дырочку и заполняю собой до основания. Ее ножки тут же сомкнулись кольцом вокруг моих бедер, и я задал быстрый темп.
– Говори… говори… что ты – моя, – прорычал ей в губы сбившимся дыханием.
– Амир… Ам-ир… Я… люблю… люблю тебя… – полушепотом сказала она.
Уперевшись руками в столешницу, впился в ее губы жалящим поцелуем, клеймя ее собой. Мне напрочь снесли голову ее слова. Мы кончили вместе, впитывая оргазм друг друга через дыхание, не разрывая нашего поцелуя…
32 глава
—
Оторвавшись от ее губ, глубоко дыша, провел большим пальцем по искусанным местам и почти шепотом сказал, глядя в заплаканное лицо:
– Мада твал ли хло * (что же ты делаешь со мной, сладкая.)
В ее взгляде читалась любовь, которая шла из глубин ее открытой души. Слизывая языком с ее лица катящиеся слезы, вышел из теплого лона и приподнял ее под попу. Ю прильнула ко мне, обняв меня руками и ногами. Я направился с ней в ванную. Мы молчали. Вот я об этом и говорю, что мне даже молчать есть о чем рядом с ней. Для кого- то это прозвучит глупо, но не для нас с Ю. Мне впервые так горячо признались в любви, я говорю об искренности сказанных слов, и да… это впервые. Ты начинаешь понимать, что внутри тебя растут чувства, которые сами просятся наружу, и тебе их не удержать и не утаить. Как бы ты ни старался, они разорвут грудную клетку и сами вырвутся из сердца наружу. И все это из- за моей серебряной девочки.
Нес, бережно прижимая ее к своему телу. Вошел с ней в душевую, опустил с рук и включил тропический душ, под которым мы вмиг вымокли до нитки. Убавил напор воды, Юна потянулась за губкой, но я ее остановил:
– Не надо, я сам, – забрал губку из ее рук, выдавил гель и стал намыливать ее безупречное тело. Она словно вылепленная под меня – грудь, талия, бедра, ноги. Все в ней меня восхищает. И ее индивидуальность, не только во внешности, но и в мышлении. Намылив ее, воспользовался душем и смыл гель, лежащий на ее теле пышным облаком.
– Позволь мне, – попросила Юна, протянув руку к губке.
Передал ей со словами:
– Конечно…