В Центре

Со всех сторон к котловану уже стягивалась толпа. Люди, увешанные шкурами, тряпьем, рюкзаками и сумками без суеты и паники, ни раз проходя подобное испытание, выстраивались в линии и шли, негромко переговариваясь друг с другом.

Бахор посмотрела в небо, которое сплошь застилали неестественные облака. Старшие говорили, что раньше, до Взрыва, по ночам на небосводе можно было увидеть Луну и звёзды – небесные светила, что красивее всего, что есть на свете.

Сумерки, тусклый свет и медитативно идущая толпа навивали обманчивое чувство спокойствия и умиротворения. Девочка даже на мгновение замечталась, как будет хорошо, когда облака наконец-то развеются и откроют людям небо, как вдруг хрустальный замок из этих грёз разрушил звук сирен.

Короткий, длиной в секунду рёв, затем пауза в три секунды.

Никто даже не обернулся на этот звук, никто не ускорился, не побежал – настолько он был привычным, органично вплетённым в повседневную жизнь.

Бахор тоже не вздрогнула от шума. Она потихоньку пробиралась по бугрящейся брусчатке к условленному месту, как вдруг сирена изменилась. Вместо привычной мелодии в воздухе протянулся пронзительный непрерывный гул, периодично меняющий тональность.

Люди закрутили головами, недоуменно смотря то друг на друга, то в тёмный горизонт – в ту сторону, откуда должна была прийти опасность.

С изменением сигнала изменилось всё: толпа запульсировала, сжалась, как пружина и выстрелила в сторону убежища; кое-где послышались крики и тонкий детский плач.

Толкаясь о плечи прохожих, Бахор наконец-то выбралась до статуи всадника, вид которого теперь был испорчен: отсутствовала половина головы, и рука, ранее вытянутая вперёд, нынче была оторвана по локоть.

– Бахор! Бахор! Слава Богу, ты тут. – Из арки выбежал запыхавшийся Борис.

– Что случилось? Где мама? Почему сирена другая?

– Они… Столько никогда не было. Их сотни, или даже тысячи. Как саранча накатывают. Надо скорее прятаться.

– А мама где?! – Девочка впервые за вечер не выдержала и сорвалась на крик.

– Она… Она и ещё несколько охотников вызвались прикрыть отступление.

– Прикрыть?

– Да. Они близко. Пыль видна даже в темноте. Идут с Запада, как и всегда.

Из-за спины послышался усиливающийся гул толпы. Крики становились громче. Масса бурлила, накалялась.

– Сука, открывай уже!

– Ты чо, нас угробить решил? Все ж поляжем!

Бахор и Борис двинулись в толпу, врезаясь и расчищая себе путь локтями. На них шикали, но никто не отважился в открытую обругать детей Онахон.

Они шли пару минут в сторону зияющих разбитыми стёклами куполов и разломанного гранита, под которым глубоко и на много километров вокруг тянулись не заваленные туннели, обустроенные под убежище.

В принципе, община давно могла бы перебраться под землю, изредка выбираясь на поверхность за припасами, благо электричество там поддерживали до сих пор скрытые ото всех генераторы. Но что-то глубинное, человеческое, данное самой природой гнало наверх, к тусклому Солнцу.

– Что случилось? Почему не спускаетесь?

Борис подошёл к молодому парню, на котором красовалась старинная серая армейская шинель.

– Замок заклинил. Намертво.

Перед толпой возвышалась массивная бункерная дверь, служившая входом и защитой. Теперь несколько мужчин покрепче тщетно пытались провернуть рычаг, отделяющий людей от спасительных глубин города.

Воздух пронзил первый выстрел с Запада.

Те несколько человек, что сейчас служили последней преградой от врага расположились на западной части стены, на небольшой башенке, сооруженной по большей части из мусора голыми руками.

– Мама… – прошептала Бахор, смотря на брата.

Борис смотрел на неё, затем перекинул взгляд на парня в шинели.

– Есть другой путь?

– Нет… Мы не знаем такого. – губы его дрожали.

Толпа сжалась в тугой, дышащий паникой комок тел. Те, у кого было оружие, положили пальцы на курки.

На Западе засверкали яркие вспышки – это защитники выкидывали свето-шумовые гранаты. Враг всегда нападал только по ночам, и люди догадались, что те боятся света.

Сквозь переговоры толпы, что становились всё более нервными, доносились звуки: взрывы, выстрелы. И ещё один, самый страшный – звук бегущих лап, бьющих в унисон по брусчатке мощными когтями.

Внезапно выстрелы и вспышки прекратились, и на какое-то мгновение стало совсем тихо. Даже люди, преисполненные паникой, прервали свой плач и свои молитвы.

Под светом редких фонарей промелькнули тени. Сначала всего парочка. Быстрые, почти не различимые в сумерках. Но их становилось все больше и больше. А затем целое море – Стая.

Первым из толпы выстрелил парень со старой винтовкой, но пуля ушла куда-то совсем мимо, и теперь он дрожащими пальцами пытался загнать патрон в отверстие.

Борис неосознанно подался вперёд, загораживая своей широкой грудью сводную сестру.

Стая качнулась. Первый ряд её начинал разбег.

Существа, чем-то напоминающие крупных горилл, но с более человеческими лицами отталкивались всеми четырьмя лапами от земли и лавиной неслись вперёд.

Они понимали, что первым суждено погибнуть, но их было много. В несколько раз больше людей.

Рывок. Ещё рывок.