В тупике сбывшихся желаний

— Вот это действительно проблема. Дунька, стареющая сплетница с соседнего участка, приметила Петрика, да и принялась распускать про меня гадкие слухи. Дрянь, все её пергидролевые космы выдернула бы, но даже смотреть на неё противно. А мужикам только и надо было дать повод, чтобы доконать меня.

Сменщица Анжелы в буфете Авдотья Кирилловна претендовала на роль богемной особы сельского разлива. Ярко накрашенная вне зависимости от времени суток, она, словно змея за потенциальной жертвой, пристально следила за вновь прибывшей. Когда Анжела отказалась прийти на очередные посиделки в безумном розовом домишке Дуни (Анжелу не привлекали песни под баян, водку и домашнюю перебродившую наливку, два курса университета мешали), та перестала с ней здороваться, только щурясь при встрече, точно затаившаяся в засаде хищница. Наконец, она нашла способ отомстить: нашёптывает соседям несусветные бредни. Например, что за отдельную плату новенькая предложит в магазине при буфете не только кило сахару. Бабы реже отправляли мужей одних за покупками к Анжеле, в основном ходили сами, зло зыркая из-под склеенных дешёвой тушью ресниц.

Однако это не помешало некоторым настырным субъектам перейти от сальных взглядов к более активным действиям, чем без зазрения совести портили кровь Анжеле. Не то чтобы Энжи надеялась обрести в этой глуши большое и светлое чувство, воспитания и образования у местных на такую любовь не хватит. «Гений чистой красоты» Пушкина им незнаком, а ван Гог и подавно… Деревенщины, не стесняясь в выражениях, вполне чётко показывали, что они испытывали к новенькой, не упуская возможности ущипнуть за выпирающие места или с мерзким гоготом бросить неприличное предложение. Анжела решила опять сбежать. Но куда?

Обдумывая возможные варианты, она раскатывала тесто, пока бабушка занималась начинкой. Галина Ильинична была прямой и плотно сбитой, как сметана, женщиной, её крепкие руки с лёгкостью несли полные вёдра воды из колодца, ласково, но уверенно доили корову, а теперь быстро нарезали ревень для пирога. Обе женщины вздрогнули, когда через распахнутую дверь вошёл участковый, жилистый крепкий мужичок, сверкая из-под кустистых седых бровей хитрыми поросячьими глазками.

— Ильинична, дела как? Скрипишь помаленьку?

— Чё тебя принесло, милок? Тутушки пирожки ещё не готовы, — улыбнулась она.

— Выдь в огород, мне побалакать с внучкой надобно. Конфиденциально, о!

Для убедительности он поднял указательный палец. Старуха, вытирая руки о заляпанный фартук, направилась наружу. Участковый закрыл за ней дверь.

— Анжела…

— Николаевна, — напряглась Энжи.

— Пусть так, — ответил он и причмокнул. — Вы сегодня чудо как хороши!

Он подошёл ближе и схватил Анжелу за ягодицу. Энжи взвизгнула и вырвалась, отскочив в сторону.

— Значится так. Тут донос поступил, что ты обзываешь разными плохими словами наших руководителей и страну с грязью мешаешь, да и в магазине недостачу обнаружили. Твоя вина, больше некому. Разве Авдотья стала бы после стольких лет службы?

«Всё это ведьма подстроила», — пронеслось в голове Анжелы.

— Сидеть тебе, девка, как пить дать. Последние деньки на свободе.

Места там красивые, простор. Сибирь-матушка. Ты как холод переносишь? А комариков не боишься, сосунчиков? Ну и барышни-зечки многому научат, у них свои университеты пройдешь. Скурвишься быстро, сама себя не узнаешь. А вдруг понравится? Что мне делать? Как поступить? Я ведь добра тебе желаю, ты видная. Товар налицо — первоклассный. Могу тебе и подсобить, но могу и тут же арестовать за поклёп на честных людей да воровство. Ты в моих руках. Решим по-хорошему? Мирно, — служивый улыбнулся.

Он стал снимать с себя форму, медленно и с почтением, и сладко посапывая в предвкушении удовольствия. Анжела замерла, глядя на то, как он снял фуражку, повесил на стул форменную рубаху с коротким рукавом, оставшись в майке-алкоголичке. Участковый вновь хлопнул её по попке, приговаривая: «Цигель-цигель, ай-лю-лю». Когда он, кряхтя, расстегнул потёртый ремень, то внезапно схватил оторопевшую от такой бесцеремонности Анжелу за сосок груди, сжал его по-хозяйски, словно вымя коровы для дойки. Энжи поглядела вниз, потом на обидчика и, резко придя в себя, будто её бросили в ледяную воду, сделала выпад вперёд, схватила скалку и наотмашь ударила его по обнажившемуся поднявшемуся ванькой-встанькой мужскому страдальцу, ждущему сладострастия. Участковый заверещал диким поросёнком, потом, придя в себя от дикой боли, выдохнул:

— Нападение на полицейского при исполнении!

— Да ты без формы, старый дурак.

Брюки с расстёгнутой ширинкой сползли до щиколоток. Однако участковый их резво подтянул и оглянулся. За ним стояла Галина Ильинична с граблями.

Он покраснел всем телом, отчего стал похож на стручок перца. — Ах ты, паскудник! Щас пришибу! Я старая, может, мне в тюрьме остаток дней провести судьба велела, но есть шанс, что оправдают, — затрещала старуха. — А может, мне жену твою позвать?

Участковый торопливо оделся и ретировался с видом оскорблённой невинности, бубня, что это так не оставит.