В твоем плену

- И как много тебе нужно? - спрашиваю, проходя к широкому дивану, стоящему спиной к двери и сажусь на его край.

- Всё, - он усаживается в кресло напротив и, поставив локти на колени, склонятся максимально близко ко мне.

- Дерзко, - усмехаюсь, откидываясь на спинку, чтобы увеличить расстояние между нами.

Не хочу попасть в его поле действия его мощного магнетизма. Но угол наклона спинки оказывается очень некомфортным, она слишком откинута назад, и я практически лежу перед Сойером. Что не остается им незамеченным - я вижу это по тому, как он на миг расширяет светлые глаза, и хоть сразу возвращает им прежнее ленивое выражение, тут же краснею и резко выпрямляюсь. Он прячет усмешку.

- Дерзко - мое второе имя.

- Вот видишь, и я тоже его узнала. Безо всяких усилий.

- И то правда… - он тоже откидывается на спинку кресла, но обходится без неловкостей. - На самом деле, у меня нет второго имени.

- Как нет? У всех есть.

- Ну, допустим, не у всех. У твоего русского имени ведь нет второго? Имя отца таковым не является.

- Ты и о русском имени знаешь…

- Конечно. Я же сказал: я знаю всё.

- Окей, - киваю. - Тогда и мне расскажи, что там с твоим вторым именем?

Он медлит. Заметно, что не хочет отвечать, но все же открывает тайну:

- У меня вместо имени лишь буква.

- Одна? - хмурю брови.

- В этом смысл, - хозяин дома усмехается.

- И какая?

- "Кей".

- Сойер Кей О'Грейди? - складываю я его полное имя, как пазл.

- Нет. Моя фамилия Волчек.

- Разве ты Расселу не родной? - округляю глаза.

- Самый что ни на есть. Первенец. Наследник и прочее… - брезгливо дергает он губой. - Был. Теперь это право отошло Спенсеру. Чему я бесконечно рад.

Со вторым сыном Рассела я знакома. В отличие от Сойера, Спенс присутствовал на нашей свадьбе и часто бывает у нас дома. Приезжает на выходные несколько раз в год, а на Рождество и летом остается на неделю или две. Мне нравится проводить с ним время, гулять по городу, разговаривать о книгах и фильмах - у нас похожие интересы. Мы оба тащимся от комиксов и приключенческих романов. О брате Спенс всегда говорит с восхищением и никогда с горечью, как Рассел. С их слов в моей голове за эти годы сформировались два противоречивых образа Сойера, которые никак не складывались в образ одного человека.

И оба они точно не подходят тому, кто сидит сейчас передо мной.

Но если об отношениях с братом все более или менее понятно, то такая неприкрытая неприязнь к отцу - взаимная с его стороны -  меня коробит.

- Я могу спросить почему?

- Можешь. И я даже расскажу. Когда-нибудь…

- Я подожду.

- Не сомневаюсь в этом.

На его лице даже нет уже знакомой усмешки. Он действительно не сомневается, что знает меня, как облупленную. От этого открытия мне не по себе, поэтому я резко встаю с дивана.

- Ну, считай, знакомство состоялось. Все живы. Можешь показать мне мою комнату.

- Иди за мной.

Он тоже поднимется, но плавно и неторопливо, как тигр, разморенный на солнце, и ведет меня к лестнице на второй этаж. Подойдя к левой из трех дверей, распахивает ее и замирает на пороге. Смотрит прищуренно и говорит протяжно:

- По идее, я должен бы внести тебя на руках…

- Обойдусь, пожалуй, - фыркаю я, чувствуя, как от его предложения мгновенно вспотели ладошки.

Я сжимаю их в кулаки, возвращая себе самообладание.

- Пожалуй, придется, - согласно кивает.

Вхожу и придирчиво осматриваю комнату, вертя головой во все стороны, спиной чувствуя и его взгляд, и каждое движение. По шороху предполагаю, что он прислонился плечом к косяку. Чуть поворачиваю голову - угадала!

- Нравится? - спрашивает без намека на интерес в голосе.

- Мм… сгодится.

- Я старался.

- Не переживай, это заметно, - не отказываю себе в желании поязвить. - Я оценила твою заботу.

Теперь, когда я оказалась в комнате, где меня будут содержать взаперти как матёрую преступницу, меня вновь охватывает притихшее было негодование от несправедливости такого решения. Оно буквально кипит во мне, бурлит и булькает, выводя из себя и требуя разрядки.

- Ну, располагайся, - он делает шаг вперед и ставит на пол мою сумку, я даже не заметила, когда он ее прихватил. - Не буду мешать.

Он берется за ручку двери и начинает тянуть ее на себя, шагая назад.

- Подожди, - останавливаю его. - Разве ты не зачитаешь мне мои права, не огласишь список того, что мне можно в моем заключении в твоём доме, а чего нет?

- Такого списка не существует, - равнодушно пожимает плечом.

- Это значит всё можно? - уточняю. - Или ничего нельзя?

- Первый вариант, я полагаю.

- Всё-всё?

- В пределах этого дома - да.

Отвечает спокойно, несмотря на мои докапывания.

- Значит, все же есть ограничения, - я не отстаю, желая до конца выяснить рамки дозволенного мне.

- Всего одно. Так что, как я и говорил - никакого списка.

- Значит, я могу делать все, что угодно?

- Абсолютно всё, - говорит он терпеливо, так и не почувствовав подвоха.

- Смело, - широко улыбаюсь и, не переставая смотреть на него, пинком роняю стоящий на полу большой горшок с неизвестным мне нецветущим цветком. - И неразумно.

Делаю шаг в сторону и опрокидываю неприкрученный к стене телевизор.