В воскресенье рабби остался дома

— Что ж, думаю, я это заслужил, — сказал Лэниган, — но на самом деле я хотел сказать, что… что он вздорный тип, который вечно всех раздражает. Если бы он занимался чем-то вроде перепродажи наркотиков, он не стал бы привлекать к себе внимание.

— Защитная окраска. Это намного лучше, чем пытаться вести себя незаметно, особенно в таком маленьком городке, как наш. Он всегда слыл оригиналом — и остался им, когда начал продавать эту дрянь. Это было безопаснее, чем внезапная перемена образа.

Лэниган помолчал, потом спокойно сказал:

— Как вы додумались до этого, рабби? С помощью этого вашего талмудического пил… — как его там?

— Пилпула? Вовсе нет. Я подумал о Бегге, потому что он был самым очевидным подозреваемым. Вы бы тоже это увидели, если бы не зациклились прежде всего на чужом, на пришельце, Алане Дженкинсе, который не только не житель города, но еще и цветной.

— Но и Бегг в некотором роде посторонний. Он затворник и псих.

— Нисколько. Он эксцентричен, но исключительно в рамках допустимого. Он даже традиционен — упрямый, сварливый янки, отстаивающий свои права.

— Но что он сделал такого, что заставило вас заподозрить его?

— С одной стороны, он хозяин заведения, где крутится молодежь. Он продает содовую, какие-то школьные принадлежности и дает им поиграть на своих автоматах. Вы видели это место. Что там есть такого, что дало бы ему возможность хотя бы оплачивать аренду? С другой стороны, Муз пришел от его дома. Он должен был прийти оттуда, потому что был прилив, и по берегу он ниоткуда прийти не мог. И потом, когда молодежь забралась в дом и забеспокоилась, что их может заметить кто-то по соседству, вспомните — это Муз уверял, что Бегг им не помешает. Бегг, всем известный зануда, повсюду сующий свой нос. Почему он так решил? Он знал, что Бегг собирался уйти. А может быть, они ушли одновременно. И, наконец, я подумал о Бегге, поскольку мне показалось странным, что он позвонил сообщить, будто видел свет. Даже если он и робкий человек, все равно можно предположить, что он сначала проверил бы все сам или, по крайней мере, попытался.

— Значит, по вашему мнению, в Хиллсон-Хаус есть тайник с марихуаной?

Рабби покачал головой.

— Был. Думаю, он забрал ее перед звонком в полицию. Именно поэтому ему надо было пойти туда. А сейчас ее нет и в его доме.

— Вы, конечно, понимаете, — сказал Лэниган, — что у нас нет ни капли доказательств. Если мы найдем в Хиллсон-Хаус его отпечатки пальцев, он скажет, что бывал там много раз, присматривая за домом.

— Вы можете спросить, как он увидел свет.

Лэниган снова встал и зашагал по комнате.

— Это не доказательство. Ему достаточно просто утверждать, что он или видел свет, или думал, что видел. Никакие присяжные не признают человека виновным из-за того, что он видел свет, которого не мог увидеть. Они объяснят это обычной ошибкой, фарами автомобиля, отражением уличного фонаря. Нет, к сожалению, мы не можем представить этот ваш пилпул как доказательства, принимаемые судом.

— Можно попробовать.

Лэниган пододвинул стул и нетерпеливо сказал:

— Например?

— Например, этот человек в Бостоне, которого убили в тот же день. Можно немного поразмышлять о нем в связи со всем этим.

— Вилкокс?

— Да, Вилкокс. Мы знаем, что Муз был у него, — на основании двух двадцатидолларовых банкнот.

— И марихуаны.

— Марихуану он мог получить в любом другом месте, но две двадцатидолларовые банкноты, номера которых следуют за номерами банкнот, найденных у Вилкокса, — они могли попасть к нему только от Вилкокса.

— Согласен.

— Как Муз получил их?

— Что вы имеете в виду?

— Он мог присвоить их — или их могли ему дать.

— А, понимаю. Конечно же, ему их явно дали, так как если он их присвоил, то с чего бы ограничиваться двумя?

— Точно. Теперь, почему их ему дали? Две банкноты, заметьте.

— Мы этого уже не узнаем, рабби.

— Ладно, подойдем с другой стороны. Предположим, в ходе беседы Муз упомянул, что он на мели. Возможно, Вилкокс был готов помочь ему и одолжить какую-то сумму. Как правило, это доллар, два, пять долларов, десять, в конце концов. И если в это время у него не было ничего мельче двадцаток, он мог дать ему одну из них. Но он дал ему две двадцатки — сорок долларов. О чем это говорит?

— Я пас.

— Это говорит о плате за что-то. Но так как Муз был на мели и у него не было ничего, что могло бы интересовать Вилкокса, это наводит на мысль о каком-то авансе.

— За что?

— Мы, конечно, не можем быть уверены, но разве вы не говорили, что этот Вилкокс был связан с торговлей наркотиками?

— Бостонская полиция уверена, что он был дилером.

— Хорошо, и поскольку вы нашли у Муза марихуану — и немало — и Дженкинс признает, что взял у него десять сигарет, я считаю, что это был аванс — или в счет жалованья, или в счет комиссионных за продажу. Миссис Картер сказала, что Муз уехал в Бостон искать работу. Я думаю, он нашел ее.

— Да, может быть. Возможно, Вилкокс помог ему пристроиться к делу. Хорошо, сдаюсь. Но как это связано с его смертью? И с Беггом?

— Мы не закончили с Музом, — укоризненно сказал рабби.

— Ну-ну, и что он делал потом?