В защиту права (Статьи и речи)

Примат общества над личностью.

Примат объективного права над субъективным.

Идею субъективного права, как социального долга личности.

(Социальную теорию права нужно отличать от идеи "социального права", главным представителем которой среди русских ученых является Г. Д. Гурвич. В своем капитальном труде, посвященном анализу этого понятия, он дает ему следующие определения, которые я привожу в подлинном французском тексте: "Le droit social est un droit autonome de communion, integrant d'une facon objective chaque totalite active reelle, qui incarne une valeur extratemporelle. Ce droit se degage directement du "tout" en question pour en regler la vie interieure, independamment du fait que ce "tout" est organise ou inorganise... Le "droit d'integration" institue un "pouvoir social" qui n'est pas essentiellement lie a une contrainte inconditionnee et qui peut pleinement se realiser dans la plupart des cas par une contrainte relative a laquelle on peut se soustraire; sous certaines conditions ce pouvoir social fonctionne parfois meme sans contrainte. Le droit social precede, dans sa couche primaire, toute organisation du groupe..." (Georges Gurvitch. L'idee du Droit Social, Paris, 1932, p. 15). Г. Д. Гурвич посвятил несколько статей Гирке. В одной из этих работ, вышедшей вскоре после смерти Гирке, он называет его основоположником идеи социального права ("Otto v. Qierke als Rechtsphilosoph", Tubingen, 1922, стр. 132).).

Быть может, изложенная социальная концепция права выиграет в ясности, если разобрать некоторые выдвигаемые против нее возражения. Социальная идея права исходит из того, что основным фактом социальной жизни является сотрудничество, и конструирует свое {157} понятие права применительно к этому факту. Но можно ли, возразят нам, выводить право из голого факта?

Форма большинства правовых норм - форма велений - как будто оправдывает это возражение. Веление ведь должно исходить от чьей-то воли. Оно является реакцией человеческого сознания на факты и, следовательно, его нельзя отожествлять с фактами. Однако, если правовые нормы по своей форме суть веления (Следует отметить, что даже по форме отнюдь не все нормы права суть веления. "Курить воспрещается" есть веление, но большинство гражданских законов ни по содержанию, ни по форме велениями не являются (напр., 1 Герм. гражд. улож. "Правоспособность начинается с рождения").), то это характеризует именно только их форму, но отнюдь не их содержание. Никто не называет велениями так называемые законы природы: для всех очевидно, что они являются ничем иным, как обобщением выведенных из наблюдения фактов. "Вода закипает при 100 градусах по Цельсию" или "сила притяжения прямо пропорциональна массе и обратно пропорциональна квадрату расстояния" - эти законы представляют собой лишь осознание и обобщение существующих в мире и познаваемых на опыте фактов.

Но следует ли проводить в данном отношении принципиальное различие между законами природы и нормами права? Тот факт, что правила права имеют своей задачей воздействовать на человеческое поведение, не составляет принципиального отличия правовых норм от других видов законов и правил. Например, законы техники, основанные на объективных данных физики, химии, механики, гидростатики и т. д., предписывают инженерам своего рода "правила поведения". Они обязывают строить дом или управлять машинами определенным образом - иначе дом обрушится, а машина остановится. То же наблюдается и в других областях. Например, медицина выводит из данных анатомии и физиологии ряд {158} правил, которым должен, под страхом болезни и смерти, следовать человек. Не следует признавать нормы права принципиально отличными от правил техники и медицины только потому, что они формулируются имеющими власть людьми и чаще всего облечены в форму императивных предписаний.

Различие между обоими видами норм не принципиальное, а только в степени осознанности их объективно-обязательного характера. Формулируя "закон природы", человек безропотно признает себя ее рабом - робким наблюдателем фактов, на которые он бессилен воздействовать. Но законодатель, составляя параграф юридического кодекса, мнит себя господином над фактами. Он волен требовать, чего захочет, - sic volo, sic jubeo, - и может казнить за неисполнение своего приказа. Однако, с теоретической точки зрения, законодатель так же зависим от фактов и законов природы, как натуралист. История учит нас, что ни один деспот не в силах окончательно повернуть ход социального развития, хотя он, к сожалению, может на продолжительный срок его задержать.