Анри Шарьер

ВА-БАНК

ПЕРВЫЕ ШАГИ К СВОБОДЕ

— Счастья тебе, француз! Ты свободен. Адиос! — Офицер из охраны каторжного поселения Эль-Дорадо махнул мне рукой, развернулся и пошел восвояси. Так я освободился от своих цепей, в которые был закован эти тринадцать лет.

Я взял под руку Пиколино, и мы сделали несколько шагов по тропинке в сторону селения Эль-Дорадо. Сегодня, 18 августа 1971 года, сидя в старом испанском доме, я отчетливо вижу, слышу, осязаю все, что происходило в тот момент, голос того офицера звучит в моих ушах — четкий и громкий, мускулы мои совершают те же движения, что и 27 лег назад — я поворачиваю голову.

Полночь. Там, снаружи, темная ночь. Нет, не так. Для меня, меня одного, светит солнце. Десять утра. Я смотрю на его плечи, зад — самое захватывающее зрелище, какое я только видел в жизни, — зад моего тюремщика, он удаляется все дальше и дальше. Конец бдениям, подглядыванию, шпионству, которые повторялись изо дня в день, из минуты в минуту и ни на миг не прекращались за последние тринадцать лет.

Последний взгляд на реку, на тюрьму на острове, венесуэльское каторжное поселение, прощальный взгляд на потаенное прошлое, длившееся тринадцать лет, в течение которых я был растоптан, унижен и оскорблен бесчисленное количество раз.

Картинки прошлого, словно кадры кинопленки, возникли из тумана, стелющегося по поверхности воды, чтобы показать мне путь, пройденный мною за эти годы, как на огромном экране. Я отказался смотреть этот фильм. Взяв Пиколино за руку, я повернулся к картинкам задом и увлек его по тропе, стараясь как можно быстрее освободиться от прошлого.

Свобода? Но где? На самом краю света, на затерянном плато, в маленьком поселении в глуши девственных лесов.

Это юго-восточный угол Венесуэлы, вблизи границы с Бразилией, огромное зеленое море с водопадами и бурными потоками, низвергающимися с гор, океан с редкими островками селений, где жизнь замерла с библейских времен; домики, сгрудившиеся вокруг часовни, где ни разу не слышали проповеди о любви к ближнему. Когда эти жители льнули друг к другу, обменивались чем-то, то удивлялись, зачем это их соседи отправились куда-то далеко. Эти люди жили просто и наивно, точно так же, как и их предки столетия назад, свободные от уз цивилизации.

Дойдя до края плато, где начинался поселок Эль-Дорадо, мы остановились, а потом медленно, очень медленно двинулись снова. Я слышал, как тяжело дышал Пиколино. да и сам глубоко вдыхал воздух и осторожно выдыхал, будто боялся, что проживу эти счастливые минуты — первые минуты свободы — слишком быстро.

Широкое плато открылось перед нами — справа и слева чистенькие домики, окруженные зеленью и цветниками. Мы увидели детей. Они подошли к нам, дружелюбно оглядели нас, но не проронили ни слова. Кажется, они понимали, в каком мы сейчас состоянии.

На фасаде первого дома висела маленькая деревянная табличка, перед ним сидела толстая женщина и продавала кофе и арепас, кукурузные печенья.

— Доброе утро, госпожа.

— Buenos dias, hombres..

— Два кофе, пожалуйста.

— Si senores.. — И тучное добродушное создание одарило нас двумя чашками ароматного напитка. Мы выпили его стоя, потому что стульев не было.

— Сколько я вам должен?

— Ничего.

— Как это?

— Мне просто приятно подать вам первый ваш кофе на свободе.

— Спасибо, а где здесь автобус?

— Сегодня выходной, автобус не ходит, но в одиннадцать будет грузовик.

— В самом деле? Спасибо.

Светлокожая черноглазая девушка вышла к нам.

— Входите, садитесь, пожалуйста! — И одарила очаровательной улыбкой.

Мы вошли и разделили кров с дюжиной мужчин, пивших ром.

— Что это твой друг вывалил язык? — спросил один из них.

— Он больной.

— Мы можем ему чем-нибудь помочь?

— Нет, он парализован. Ему надо в госпиталь.

— А кто его кормит?

— Я.

— Он твой брат?

— Друг.

— А деньги у тебя есть, француз?

— Маловато. А как вы узнали, что я француз?

— Здесь все всё узнают быстро. Мы знали, что тебя должны были отпустить вчера, и что ты бежал с острова Дьявола, и что французская полиция искала тебя, чтобы упрятать обратно. Они так и не нашли тебя, хотя заходили сюда, ведь они не могут приказывать в этой стране. Только мы здесь можем присмотреть за тобой.

— Как это?

— А так.

— Что вы имеете в виду?

— На-ка, выпей стаканчик и другу дай.

Подошла женщина лет тридцати, почти черная. Спросила, не женат ли я. «Да, во Франции». — «Живы ли родители?» — «Да, отец».

— Он, наверное, обрадуется, узнав, что ты в Венесуэле?

— Верно.

Потом заговорил худой высокий старик, у него были большие выразительные глаза очень добрые.

— Я попытаюсь объяснить, что значит «присмотреть за тобой». Каким бы запачканным человек ни был, он, если за ним приглядеть, может исправиться. Надо только помогать. Вот почему мы присматривали за тобой в Венесуэле. Мы любим людей и верим в них, с Божьей помощью

— За что, как вы думаете, я сидел на Дьяволе? Наверняка за что-то очень тяжелое, скажете. За убийство там или что-то такое. На самом деле все не так просто.

— Сколько же ты схлопотал?

— Пожизненную каторгу.

— Это все равно, что «вышка». А сколько отсидел?