Вадим и Диана (СИ)

Через небольшой коридор мы прошли в жилую часть дома. Потёртые глубокие кресла за овальным столом, служившим хозяевам обеденным, занимали две, безусловно примечательные личности. Мужчину я приписал к тридцатилетним. Он состоял из бородки, очков, желтоватого лица и сальной косички волос на затылке. Рыжеволосая женщина была помладше. Тонкую шею её опоясывал ремешок фотокамеры. Она мгновенно узнала меня, но виду не подала, опустив большие выразительные глаза.

– Представляю вам давно знакомого мне Вадима… Значит, Вадя, это у нас Антон Чернецкий (бородатенький немного приподнялся в кресле и сделал поклон), а эту барышню зовут Дианой (женщина приветствовала меня опусканием век).

Я подсел к столу, на котором уже стояла конфетница и четыре одинаковые, наполненные свежезаваренным чаем, чашки.

– С тобой, Вадим, мы ещё посплетничаем как следует наедине. Теперь же вернёмся к оставленной теме. Ты, Антон, начал говорить о … России.

– Да, – тут же отозвался Чернецкий, моментально закинув ногу на ногу, – я говорил о России как о стране с перманентным, исторически обусловленным, кризисным сознанием…

Он говорил довольно долго. Говорил, вдохновляясь самими словами и своей манерой подачи, которая походила на кушеточный бред занудного самоучки. Он щедро сорил фактами, он красовался, нисколько не заботясь о логике и правдоподобии. Наступил момент, когда я более не мог ловить скользкую суть его кризисного монолога. Диана морщила губки, время от времени бросая взгляд на фотокамеру. В мою сторону она не глядела принципиально, словно боялась встретиться с нашим общим прошлым, таким очевидным здесь – в бревенчатом ковчеге на самом краю земли. Наконец Зот прервал бескрайний монолог Чернецкого глубоким кивком своей сообразительной головы.

– Отлично! Отлично, Антон. Просто супер как сказал. Мне бы так. А, впрочем, я бы иначе выстроил…

– Зот, я пойду зафиксирую окрестности, пока не стемнело? – неожиданно спросила Диана, поглаживая пальцем фирменный ремешок.

– Диана, опять ты сбегаешь куда-то, опять придумываешь. Я знаю, что ты человек актуального действия, но пойми и нас. Ты думаешь вокруг спокойствие, стабильность, приметы будущего благополучия? Конечно, довольно легко убедить себя, уверить… А тем временем жизнь, настоящее её существо, наполненное идеей и смыслом, проходит стороной. Беги, Дианочка! Фотографируй синие сумерки рабочего квартала. Сейчас в моде трещины и руины. Их выдают за современное искусство, боясь признать, что это искусство одного выставочного дня.

Диана посмотрела на Зотова с удивлённым непониманием, добела сжала губы и затем стремительно выбежала из прихожей. Хлопнула дверь коридора, потом крыльца, потом всё стихло. Не спрашивая разрешения, я встал из-за стола и вышел на улицу. Силуэт Дианы споро исчезал в глубине кособокой улочки. Мне пришлось совершить небольшую пробежку, чтобы поравняться с ней. Она нисколько не удивилась неожиданному соседству, мельком глянула на меня и сквозь подступающие слёзы пролепетала:

– Зота в армию собираются забрать, вот он и бесится без всякой меры… Дурак.

Шли молча. Теперь, когда Диана была совсем рядом, думалось только о ней…

Она пришла ко мне такая беззащитная и хлипкая, такая ничья, смешно поправляя клетчатый шарф под несуразной шубой на металлопластиковых пуговицах. Она читала стихи и откровенно флиртовала со мной: несколько раз я отводил её пальчик с моих обветренных губ… Я тоже флиртовал…

– Диана, вам нужно срочно поменять имидж, – холодно твердил я.

– Меня ничто не может устроить. Меня и Вы устраиваете с большим трудом, но Вы поэт и любовник, а я привыкла прощать негодяев, – тихо пела она на моей безволосой груди.

Я знал её только неделю и за это время от неё поступали предложения сыграть Жуана, Раскольникова, Мастера… На мгновение я воображал что смогу и многое обещал ей. Диана, кажется, верила мне. Мы оба наслаждались этой игрой, но я уже подло готовил её развязку. Однажды я второпях начирикал фломастером заглавие нашей будущей постановки: «Плач Берлиоза». Она была счастлива и не спрашивала о подробностях. Через месяц, почивая на прежних лаврах, я решился избавиться от моей студенческой музы.

– Неужели ты всё ещё грезишь театром? Диана, мы там никому не нужны.

– Почему???

– Посмотри без иллюзий… Благородная мхатовская пыль давно уже стёрта со сцены грязной тряпкой новой драмы.

– Но мы и есть новая драма.

– Меньшей глупости я от тебя и не ждал.

Диана плакала. Её сестра лежала в больнице. Мир колыхался и с треском падали придуманные опоры, а наш театральный роман вплотную приблизился к занавесу. Вскоре Диану отчислили и я поспешил забыть о её присутствии в этом изменчивом мире.

– Здравствуй, Диана.