Вагнер

Восьмого мая Вагнер «из своей отрезанной от поля битвы квартиры опять попытался проникнуть к ратуше, чтобы справиться о положении дел». Ему повстречался знакомый музыкант, которого композитор стал расспрашивать о Рёкеле. Август, вспоминает Вагнер, «сначала испугался, а потом озабоченно спросил меня: „Однако, г-н капельмейстер, разве вы не боитесь потерять свою должность, высказываясь с такою откровенностью?“». Но как раз своей должностью Вагнер в то время меньше всего дорожил. «Я громко расхохотался и объяснил, что невысоко ценю свое положение капельмейстера. Скрытое настроение радостно вырвалось наружу… Я не чувствовал никакого желания, никакого призвания взять на себя какую-либо определенную функцию, но зато я совершенно махнул рукой на всякие соображения о личном положении и решил отдаться потоку событий: отдаться настроению с радостным чувством, похожим на отчаяние. Не желая, однако, оставить жену в Дрездене беспомощной, я быстро создал план, как увезти ее отсюда… Было ясно, что оккупация и военная осада влекли за собой для жителей нашего предместья массу неприятностей, и мне легко было уговорить Минну отправиться немедленно через свободную Tharauder Strasse в Хемниц, к моей замужней сестре Кларе… Было прекрасное весеннее утро, когда я в последний раз шел обычным путем моих одиноких прогулок, сознавая, что больше я сюда не вернусь. Пели жаворонки и взмывали вверх над полями, а из города доносилась неумолчная канонада… Под звуки ужасной музыки я послал привет городу. Глядя на башни, виднеющиеся в отдалении, я с улыбкой констатировал, что если семь лет назад мое прибытие сюда было обставлено очень скромно, то теперь я покидаю Дрезден при обстоятельствах чрезвычайно торжественных»

^[232].

Перед нами полная картина «вагнеровских баррикад». Это ли не поведение стопроцентного романтика-мечтателя, полностью оторванного от жизни и даже не осознающего суть событий? Неудивительно, что, узнав о полицейском преследовании, композитор был, мягко говоря, поражен. За что? Лишь за несколько возвышенно-пламенных статей и дружескую связь с двумя опасными революционерами, Рёкелем и Бакуниным?

Тем не менее ему пришлось спешно покинуть Хемниц, оставив жену на попечении сестры, и через Альтенбург бежать к единственному другу, способному по-настоящему помочь, — к Францу Листу. 13 мая Вагнер прибыл в Веймар. «Объяснить моему другу, что я на этот раз попал в Веймар не совсем обычным путем, не в качестве королевского капельмейстера, представлялось задачей довольно трудной. Я и сам в точности не знал, как относится ко мне официальное правосудие. Не знал, совершил ли я что-нибудь противозаконное или нет. Прийти к какому-нибудь определенному по этому поводу мнению я не мог»^[233]

. Прежде чем позиция властей стала Вагнеру известна, он успел насладиться и гостеприимством Листа, и «Тангейзером», поставленным Веймарским театром под управлением того же Листа.

Но долго пребывать в счастливом неведении Вагнеру не пришлось. 16 мая в Дрездене был отдан приказ о его аресте, официально обнародованный 19-го. 22 мая, в день рождения Вагнера, в Веймар приехала Минна, чтобы убедить мужа как можно скорее бежать из Германии, если он не хочет быть в скором времени арестованным. Вечером 23-го Вагнер спешно отправился в Йену. Там, с помощью Листа выдав себя за одного из его друзей профессора Видмана (Widmann), он получил паспорт на его имя, простился с женой, не собиравшейся отправляться в изгнание вслед за мужем, и, не теряя времени, отбыл в спокойную Швейцарию. Уже 31 мая, в шесть часов вечера, он впервые увидел «облитые солнечным светом вершины Гларнских Альп, окружающих озеро», и тут же решил обосноваться именно в этих местах.

Красота швейцарской природы несколько примирила Вагнера с положением изгнанника, в котором он теперь оказался. Минна же, пишет композитор, «видела во мне человека, легкомысленно, неразумно давшего себя увлечь, повергшего себя и ее в ужаснейшее положение»^[234]. Этими словами, пожалуй, можно подвести итог участию Вагнера в Дрезденском восстании. Однако он разочаровался лишь в методах

революции снизу, но ни в коем случае не в своих идеях. Вагнеровская революция сверху была еще впереди. Насколько глубоко он верил в возможность реального воплощения этих идеалов? Как всякому романтику, Вагнеру было достаточно попыток

достичь недостижимого. Он безоговорочно верил лишь в свою правоту. Если общество не захочет пойти за ним, тем хуже для общества. Врач дал рецепт спасения; если же больной вместо лечения выбирает смерть, это его право; врач ответственности не несет — он сделал всё, что мог. Вагнеру казалось, что ему ведом этот чудо-рецепт — искусство будущего.

Глава пятая

ИСКУССТВО БУДУЩЕГО (июнь 1849 года — 1850 год)