Вайдекр

— Если ей позволить, она будет играть все время, — прервала она меня. — Но тебе нужно работать, я уверена.

Я была уничтожена. Маленькая, незначительная Селия, ставшая как будто выше ростом от сознания своей материнской власти, делала мне выговор, как нерадивой служанке.

— Конечно, — сказала я и улыбнулась, как идиотка. — Конечно. — Я повернулась на каблуках и пошла через террасу к открытому окну моей конторы, где на столе ждали меня десятки бумаг. На всем протяжении этого пути я чувствовала на себе безучастный взгляд Селии.

Думаю, мне это послужило хорошим уроком. Но Джулия притягивала меня. Правда, совсем немного. Когда ночью до меня случайно доносился ее крик, я только крепче засыпала в глубоком удовлетворении, что это не мне надо спешить к ней. Или, когда она капризничала целый день, и Селия пропускала ужин либо чай, так как бывала занята в детской, — я не чувствовала потребности помочь ей. Но если погода была хорошей, я видела на террасе ее взбрыкивающие ножки и слышала ее довольное «гу-гу», тогда я выскальзывала на террасу, как тайный влюбленный, и тискала ее пухлые ладошки и ступни.

Я выучилась осторожности. Селии больше никогда не удавалось застать меня у колыбельки. Но однажды они с Гарри уехали в Чичестер выбрать новые обои для детской, а мама прилегла отдохнуть после обеда, чувствуя себя нехорошо из-за жары, так что мне удалось провести восхитительные полчаса, наполненные смехом и игрой с ребенком, то исчезая, то вновь появляясь из-за полога, как будто по волшебству, и заставляя малышку даже булькать от смеха.

Как и следовало ожидать, я устала от игры гораздо раньше, чем она. Кроме того, мне нужно было торопиться в деревню, чтобы повидать кузнеца. Девчушка улыбнулась, когда я наклонилась попрощаться с ней, но едва я исчезла из виду, как она разразилась таким отчаянным воплем протеста, что ее няня в панике выскочила из дому.

— Теперь ее долго не успокоить, — сказала няня, глядя на меня с неудовольствием. — Она слишком уж разыгралась.

— Это моя вина, — призналась я. — Как бы нам ее угомонить?

— Мне придется покачать девочку, — недовольно поворчала няня. — Движение коляски убаюкивает ее.

— Мне все равно нужно ехать в деревню, — предложила я. — Может быть, она заснет в коляске?

Лицо няни озарилось радостью в предвкушении прогулки в моем нарядном экипаже, и она бросилась в дом надеть чепчик и захватить дополнительную шаль для Джулии.

Я была права. Едва ее вынули из кроватки, Джулия замолчала и тут же возобновила свои довольные «гу-гу». А когда мы неторопливо покатили по залитой солнцем аллее и блики солнечного света заиграли на наших лицах, она замахала ручками, приветствуя ветерок, звук цокающих копыт и всю яркость, красоту и великолепие мира.

Я спустилась по мосту через Фенни.

— Это — Фенни, — торжественно сказала я. — Когда ты вырастешь и станешь большой девочкой, я покажу тебе, как ловить форель. Твой папа может научить тебя ловить рыбу удочкой, как подобает настоящей леди, но я зато обучу тебя рыбной ловле, принятой у деревенских ребятишек.

Малышка сияла в ответ, будто понимала каждое слово. И я сияла точно так же. Затем я подала знак лошади, и мы отправились по солнечной дороге к Экру.

— Вон там заливные луга, — рассказывала я Джулии, указывая направо кнутом, — они отдыхают в этом году. Я думаю, что им нужно отдыхать каждые три года, и пусть на них растет одна трава, а твой папа считает, что каждые пять лет. Когда ты вырастешь, ты сможешь рассудить нас.

Крохотный чепец у Джулии понимающе закивал. Я думаю, что она отзывалась на нотки любви, звучащие в моем голосе, и чувствовала мою растушую к ней нежность.

Примерно полдюжины людей стояли вокруг кузницы, когда мы подъехали. Женщины тут же столпились вокруг нас, разглядывая малышку и ее великолепное одеяние. Я бросила поводья кузнецу, который вышел из кузницы, вытирая руки о кожаный фартук, и осторожно передала ребенка женщинам.

Они сейчас же принялись кудахтать над Джулией, как восхищенные наседки; они трогали ее кружевные юбочки, восхищались гладкостью ее кожи, голубизной глаз и великолепием белоснежной одежды. И все чуть ли не выстроились в очередь, чтобы каждая могла потрогать это чудо.

Когда я закончила свои дела с кузнецом, Джулия уже почти достигла конца этой очереди, слегка перепачканная, но передаваемая с рук на руки словно драгоценная реликвия.

— Ее следует переодеть прежде, чем леди Лейси вернется домой, — сокрушенно сказала я няне, заметив, что кружева на маленьком платьице девочки стали серыми, там где их касались руки с навсегда въевшейся в них грязью.

— Уж, разумеется, — строго ответила няня. — Леди Лейси никогда не берет ее в деревню и не позволяет этим людям касаться ее.

Я остро взглянула на нее.