Вахтанговец. Николай Гриценко

И вот сцена, рассекавшая роль на «до» и «после», неудачная попытка

самоубийства. Гриценко-Протасов заходил за вешалку, на которой висело

его пальто, долго стоял, повернувшись спиной к зрителю, и с каким-то

звериным стоном: «М-м-м-м-м-м-м, нет, не могу!» - кидался к столу, об

хватив голову руками, презирая себя за малодушие, за то, что жажда жиз

ни оказалась в нем сильнее, чувство победило рассудок. И вот этот чело

веческий слом, это «не могу», превращало его в ничто, в бродягу, пьяницу,

человека без рода и племени, без воли, без желаний…

Это толстовское - внешне опустился, но внутренне возвысился, жи

вет как бродяга, но не во лжи - светилось в его почти познавших тай

ну глазах. Дальше шла сцена с Петушковым, сцена-исповедь, которую

подслушивает негодяй. И административная расправа - суд, следствие,

тюрьма были ему как-то уже безразличны. Возврата к светской жизни

быть уже не могло: «Что же, они опять свяжут меня с ней, а ее со мной?» -

И уже спокойно, тихо, стоя к зрителю спиной он завершал свою земную

жизнь, исполненную страданиями и бедствиями, но не ложью и притвор

ством. Последнюю реплику, когда я вбегала, он говорил как-то даже про

светленно: «А… Маша… Опоздала…» В уже угасавших глазах проносилась

мысль: как она его спасла в первый раз, как дала эту отсрочку, и что она,

75

ВАХТАНГОВЕЦ

Николай Гриценко

Маша, самое светлое, что было в его жизни. А за кулисами цыганский хор

пел «Невечернюю», торжественно и тихо, как заупокойную мессу по этой

прекрасной, заблудшей, но спасшей себя душе.

Многие играли Мышкина. Прекрасно в кино его сыграл Юрий Васи

льевич Яковлев. Изумительный Мышкин - Смоктуновский на сцене БДТ.

Но Гриценко играл абсолютно по-своему. Это был совсем другой Мышкин.

Он был какой-то отчаянный. Пожалуй, самую сильную рецензию, самое

сильное впечатление от этой роли мне лично передал М. Ульянов, испол

нитель роли Рогожина. «Ты знаешь, Люда, когда в сцене, где мы менялись

крестами, то есть становились как бы братьями, он смотрел на портье

ру, за которой лежала мертвая Настасья Филипповна, а потом переводил

взгляд на меня и спрашивал: «Парфен, чем ты ее, ножом?», то у меня, -

продолжал Михаил Александрович, - веришь ли, по коже ползли мураш

ки, спина становилась мокрой, и я начинал чувствовать себя убийцей.

Да, да. Как будто это я, Ульянов, в самом деле ее зарезал».

Когда умер Рубен Николаевич, Гриценко стоял в фойе, повернувшись

лицом к окну, и горько плакал. Именно тогда он и сказал: «Все, моя жизнь

кончена». И оказался прав. Он перестал быть главным артистом в театре,

перестал быть востребованным. А что же еще есть у актера, если нет рабо

ты, если твоя фантазия никому не нужна. Остается только одно - угасание.

Конечно, он пытался как-то сопротивляться, получал небольшие роли,

эпизоды. Играл их с блеском, виртуозно, но все это были только эпизоды.

Результатом этой неравной борьбы явилась больница, где он и погиб.

Я думаю, что Вахтангов, глядя на Николая Олимпиевича, сказал бы: «Это

мой актер!» Действительно, ему на сцене было подвластно все, не было

ничего, что он не мог бы воплотить. Для него кроме Театра ничего не су

ществовало, и Бог еще наградил его таким талантом.

Людмила Максакова

76

ВАХТАНГОВЕЦ

Николай Гриценко

* * *

Николай Олимпиевич Гриценко - легендарное имя, легендарная

фамилия, легендарный артист. Это сегодня вошло в обиход слово

звезда, сегодня все звезды. Куда ни посмотришь - это звезда, это звезда,

или еще лучше - медийный артист, вип-артист. Николай Олимпиевич

не был звездой, он был гений! Да, гениальный артист, от Бога, от при

роды ему было дано все! Даже невероятно, как в нем могло сочетать

ся удивительное умение не просто существовать в тех обстоятельствах,

в которых ему это дано режиссером, но и придумывать невероятное ко

личество характеров. Об артистах ходят легенды и пока они живы, жив

и тот артист, о котором эти легенды существуют. Николая Олимпиевича

вспоминают всегда с большой теплотой и юмором, радостью и нежно

стью. Он был своеобразный человек, ему, действительно, очень много

было дано от природы.

Так случилось, что я знал Гриценко с детства. Я родился и жил во дво

ре Театра имени Евг. Вахтангова. Мама моя никакого отношения к теа

тру не имела, просто мы жили там. Наш дом был как бы общежитием

для вахтанговцев. Если кто-то из жильцов нашего дома получал кввар-

тиру, то в освободившиеся комнаты вселяли вахтанговцев. Так, в нашем

доме жили: директор театра Пименов В.Ф., Лукьянов С.В. и Гриценко Н.О.

Мы с мальчишками гоняли в футбол и ходили в театр. Я помню Николая

Олимпиевича в его ранних спектаклях. Он играл эпизоды, но они запом

нились на всю жизнь. Крылатые фразы его персонажей запомнились сво

ей неподражаемой интонацией. Его знаменитые работы на радио в спек

таклях по пьесам В. Маяковского «Баня» и «Клоп».

Помню, мы с мальчишками разбили форточку у него в окне и он при

ходил к моей матери. Когда я был принят в театр, он, увидев меня, сказал:

«А, и ты тут». Так пересеклись наши судьбы еще в моем детстве.

У нас с ним была удивительная встреча в спектакле «Конармия». Я был