Валашский дракон

– Вот именно заставило, – вздохнул монах. – Я занимался раздачей хлебов вместе с другими братьями, когда заметил, что дурачок Андраш взял один из хлебов с нашей тележки и побежал прочь. Я побежал следом, но, к сожалению, не догнал и не узнал, для чего этой юной душе понадобилось воровать. Я только что видел его вот на этой улице…

Джулиано понял, что не сможет сказать, будто сам Андраша не видел.

– Ты видел, куда он побежал? – спросил Бенигнус.

Улица в столь ранний час оказалась пустынной, поэтому спросить монах мог только у Джулиано, и из-за этого флорентиец колебался. Выдавать дурачка, затаившегося в кустах, почему-то не хотелось, но и лгать – тоже. Ложь – грех, а ложь монаху или другому лицу, имеющему отношение к церкви, это грех вдвойне, но всё же дурачка было жаль. «А любопытно, – подумал флорентиец, – Андраш спрятался у меня на виду потому, что надеется на моё молчание? Или дурачок просто не подумал, что я могу выдать место, где тот прячется?»

– Он побежал дальше по улице, – сказал ученик придворного живописца, не глядя на кусты, но слыша, как во дворе, где затаился вор, заходится лаем цепная собака. – Андраш добежал до конца улицы, а затем свернул за угол направо.

Монах посмотрел в конец улицы, которая была довольно длинной:

– Так быстро добежал?

– Андраш удивительно быстро бегает, – заверил собеседника флорентиец и теперь позволил себе оглянуться на кусты.

Стало видно, что во двор уже вышел хозяин, встревоженный лаем собаки, но никак нельзя было понять, видит ли этот человек спрятавшегося Андраша. «Если видит, это досадно, – подумал Джулиано. – Эх, дураков так трудно выручать из беды, потому что дурак попадёт в беду даже там, где обычный человек легко выкрутится».

Увидев монаха, хозяин дома поклонился, а затем скрылся в дверях.

– Да, – меж тем вздохнул монах, – Андраш бегает действительно быстро. Он всю жизнь только этим и занимается – бегает ото всех. То ли дело я… Я привык к неспешной ходьбе, а не к пробежкам.

– Так не лучше ли вернуться на площадь? – спросил Джулиано.

– Да, – кивнул Бенигнус, – ты прав. Ведь у меня там дела. Надо помочь братьям, – ещё раз осенив юношу крестным знамением, монах удалился.

Флорентиец некоторое время смотрел ему вслед, а когда уже собрался продолжить путь, то из кустов, глупо хихикая, высунулся Андраш:

– Обманули дурака, – произнёс он, имея в виду, конечно, Бенигнуса, а самого себя считая очень умным.

«Умный» снова перемахнул через ограду и подошёл к Джулиано чуть ближе, чем обычно. Флорентиец давно уяснил себе, что пытаться приблизиться к Андрашу бесполезно, поэтому стоял на месте, а дурачок произнёс:

– Пойдём.

Флорентиец сделал резкий шаг вперёд. Андраш тут же струхнул и отбежал шагов на пять, но затем снова подошёл ближе. Джулиано шагнул осторожнее, дурачок шагнул вперёд, и так они пошли. Но куда? Ясно было лишь то, что путь лежит в противоположную сторону от площади и по направлению к крепости, – гора, увенчанная цитаделью-короной, подсказывала, где что расположено.

То, что дурачок идёт к королевскому дворцу, ученик придворного живописца понял не сразу, ведь в непосредственном соседстве от королевского жилища пристроился францисканский монастырь. Джулиано на месте Андраша не стал бы здесь ходить, ведь монах Бенигнус мог завернуть сюда до того, как вернуться на площадь, но дурачок, наверное, был уверен, что бояться нечего, или вообще ни о чём не думал.

Вот и главные ворота дворца. Остановившись возле них, Андраш принялся громко стучать и кричать:

– Папа! Папа! Я пришёл!

Джулиано уже успел подумать, что никто не откроет и что дурачок просто играет во что-то, но вдруг послышалось, как гремит деревянный засов, а затем в воротах приотворилась дверца калитки.

– Заходи, сынок, – послышался старческий голос, но Андраш не заходил.

Тогда на улицу из-за калитки высунулась голова; ученик придворного живописца увидел седые вихры, короткую не очень опрятную бороду, курносый нос и маленькие, слезящиеся глаза.

– Это кто с тобой? – ласково спросил старик у Андраша, в свою очередь разглядывая флорентийца, скромно стоявшего с корзинкой в руках.

Дурачок смутился, а затем наклонился к отцовскому уху и прошептал, указывая на Джулиано:

– Он мой друг.

Шёпот получился таким громким, что, даже стоя в отдалении, можно было расслышать всё без труда. Опровергать сказанное юный флорентиец не стал и лишь улыбнулся. Старик приоткрыл калитку чуть шире, а Андраш, хихикнув, юркнул в неё и побежал куда-то по дорожке через заросший травой немощёный двор.

– Доброе утро, господин, – поздоровался старик.

– Доброе утро, – ответил Джулиано и тут же добавил: – Прошу прощения. Я не хотел бы начинать разговор с неприятной новости, но сегодня ваш сын стащил хлеб с тележки монахов. Один из монахов погнался за вашим сыном и не поймал, но, как я теперь вижу, этот монах может прийти к вам, чтобы пожаловаться. Я не знал, что Андраш живёт здесь, но монах наверняка знает.

– Это пустяк. Можно не беспокоиться, – ответил старик. – Всем в городе известно – мой сын не ведает, что творит.