Валентин Серов

Илья Ефимович Репин встретил Серову в мастерской Антокольского, старого друга композитора. В эту встречу Валентина «Семеновна показалась Репину значительно более мягкой и женственной, чем казалась раньше, у себя дома. Она была растерянна и печальна. С грустью говорила о том, как плохо Александру Николаевичу, как подорвала его здоровье поездка в Вену, где он при свойственной ему непоседливой взвинченности жил кое-как и питался только кофе и мороженым. Сейчас он все время жалуется на недомогание, много лежит, чего раньше с ним никогда не было. Нервы у него расстроены так, что она не знает, как к нему подойти. А недавно завел разговор с сыном, расспрашивал его, в какую комнату он хочет переехать со своими игрушками, когда папа умрет.

Однако к середине января тревога несколько улеглась. Даже Валентина Семеновна повеселела и стала больше выходить из дому, оставляя Серова на попечение кого-нибудь из друзей.

20 января 1871 года у Антокольского собрались Аполлон Николаевич Майков, Павел Александрович Висковатов, художники Прахов и Репин. Ждали Серову и Друцкую-Соколинскую, но они почему-то не шли, и Майков без них начал читать свою новую поэму. Чтение прервал резкий звонок. Антокольский вышел открыть дверь и вернулся побледневший, убитый:

— Какое несчастье, — с трудом произнес он, — Александр Николаевич Серов скончался… Вдова просит прийти… Пойдемте…

В доме Серовых уже были Ирен Виардо и Соня Перовская. Репина поразила удивительная красота спокойного, благородного лица Серова.

Через три дня друзья на руках несли гроб Александра Николаевича до самой Александро-Невской лавры.

Откликов на смерть Серова было множество. Одни искренние и горестные, другие холодные, деловые, но ни одна газета не замолчала этого события. В журнале «Всемирная иллюстрация» под рисунком, изображавшим Серова в гробу, были напечатаны стихи:

С роскошью звуков, с искусством — он бедную жизнь сочетал,Роскоши этой не вынес — русской земле он в наследство

Песни оставил свои и навсегда замолчал.

Трогательно отозвался на смерть друга Вагнер: он оказался первым ходатаем перед царским правительством о пенсии для жены и сына Серова. В своем письме к Висковатову Вагнер писал: «Кончина именно этого нашего друга очень ясно вызывает у меня мысль, что смерть не может похитить от нас окончательно человека, истинно благородного и горячо любимого. Для меня Серов не умер, его образ живет для меня неизменно, только тревожным заботам моим о нем суждено прекратиться. Он остается и всегда останется тем, чем был, — одним из благороднейших людей, каких только я могу себе представить: его нежная душа, его чистое чувство, его ум, оживленный и просвещенный, сделали искреннюю дружбу, с которою относился ко мне этот человек, драгоценнейшим достоянием всей моей жизни…»

Валентина Семеновна тяжело переживала смерть мужа. Дом Серовых, оживленный и веселый, шумный и деловой, заглох, утратив свою душу. Оживление вносил только шестилетний непоседливый Тоша. Не понимая беды, свалившейся на семью, он шалил, самовольничал, занимался своими мальчишескими делами, благо никто особенного внимания на него не обращал. Илье Ефимовичу Репину, зашедшему к Валентине Семеновне по делу, дом Серовых показался тоскливым и выморочным. Хозяйка постарела, опустила руки, не думала ни о чем, кроме своего горя.

В печальной обстановке осиротевшего серовского дома и произошла первая встреча входившего уже в славу замечательного русского художника Репина с маленьким Валентином Серовым.

За чайным столом, куда пригласили Илью Ефимовича, сидели грустные, молчаливые женщины — Валентина Семеновна, княжна Друцкая-Соколинская и еще какая-то скромная, невидная приятельница хозяйки. Репин через силу глотал чай и что-то говорил, тщетно пытаясь разрядить густую атмосферу тоски и скуки. И вдруг почувствовал, что у него есть единомышленник — сероглазый кудрявый мальчуган, который тоже всеми силами стремится разрядить гнетущую обстановку. Он бойко прыгал по диванам и стульям, весело заглядывал в глаза, дергал за рукава и полы, лишь бы обратить на себя внимание, — словом, всеми силами хотел произвести бурю в этой застоявшейся тишине, инстинктивно чувствуя, что надо как-то развлечь мать и ее подруг.

Глазенки мальчика глядели умно и внимательно, напомнив Репину острый и быстрый взгляд отца. И этот взгляд остался в памяти художника на много лет.

Когда немного утихло горе, пришла пора Валентине Семеновне решать, как быть дальше, что делать ей и как поступить с мальчиком.