Валерий Брюсов. Будь мрамором

Из-за начала войны незамеченным прошел первый и, насколько известно, единственный фильм, поставленный по сценарию Брюсова при его жизни. Это драма популярного режиссера Евгения Бауэра «Жизнь в смерти» со звездой немого кино Иваном Мозжухиным в главной роли, выпущенная кинофабрикой Александра Ханжонкова: премьера в провинции 6 августа, в Москве 24 октября 1914 года^{15}. «Вестник кинематографии» изложил содержание не дошедшей до нас ленты: «Страшная катастрофа — смерть молодой невесты — навсегда перевернула жизнь доктора Ренэ, изменила весь смысл и значение ее. Одиноко живет он, всецело отдаваясь своим странным, никому не нужным опытам. Он задался целью сохранить от тления красоту. Это ему до некоторой степени удается — в его лаборатории хранятся никогда не увядающие цветы. Однажды к нему приходит привлеченный его репутацией врача и ученого некий адвокат Покровский и умоляет спасти его жену. Неохотно следует за ним Ренэ, но остается, пораженный совершенной красотой больной. Знакомство их продолжается, и по выздоровлении молодую женщину не удовлетворяют серые будни жизни, она ищет красоту, ищет и в жизни, в искусстве, в любви. Встреча с доктором Ренэ произвела на нее огромное впечатление — ее тянет к нему какая-то таинственная, непонятная ей сила, и мучает ее что-то странное, жуткое в нем. По совету врачей Покровский решает отправить жену на юг и просит доктора сопровождать ее. И тут Ренэ выполняет свою заветную мечту: он убивает молодую женщину, чтобы сохранить красоту ее. Красота должна быть нетленной. Проходит 15 лет. В то время как женившийся вторично Покровский наслаждается настоящим мещанским семейным счастьем, уже дряхлый, разбитый доктор Ренэ спускается в помещение, где хранится его сокровище — нетленная красота любимой женщины»^{16}. Заинтересовавшись кино, Брюсов и до «Жизни в смерти» набросал несколько сценариев, а после революции некоторое время служил в Московском кинокомитете. По договору от 29 июня 1918 года комитет купил у него сценарий «Карма», но фильм по нему так и не был поставлен

^{17}.

3

С началом войны Брюсов стал корреспондентом «Русских ведомостей» в прифронтовой зоне, но не добился статуса военного корреспондента. Ярославская газета «Голос», которую издавал К. Ф. Некрасов, получила право перепечатывать его статьи с изменениями и называть его собственным корреспондентом. 13 августа он выехал из Москвы и через два дня был в Вильно. Там он встретился с «милым юношей» Вацлавом Ледницким — сыном польского общественного деятеля Александра Ледницкого, давшего ему рекомендательные письма к местной интеллигенции. Старинный город произвел на Валерия Яковлевича впечатление не только своей архитектурой, но и тем, что здесь он попал «в круг белорусов, фанатиков своей идеи, убежденных, что белорусы — истинные подлинные славяне». Это были поэт Янка Купала, знаток белорусской старины этнограф Иван Луцкевич и его младший брат Антон, критик и публицист. Первое впечатление гостя было не лучшим: «Продолжаю думать, что никакого белорусского языка нет

, а есть местный говор и скверное фонетическое правописание», — однако он сразу начал переводить стихи Купалы (четыре перевода появились в виленской «Вечерней газете» уже 22 и 25 августа)^{18}.

Двадцатого августа Брюсов приехал в столицу Царства Польского; в тот же день в «Русских ведомостях» появилась его первая корреспонденция «Путь на Запад». Гостя взял под опеку старший Ледницкий, которому посвящено стихотворение «В Варшаве»:

В первый раз по улицам ВаршавыС легким сердцем прохожу один.Не гнетет меня кошмар кровавый

Темной славы роковых годин.

«Я побывал во всех редакциях, — сообщал Брюсов жене 23 августа, — у всех знаменитых писателей и у всех видных польских общественных деятелей, особенно у последних. Пришлось научиться если не говорить, то понимать по-польски. Все говорят по-польски, а я отвечаю по-русски. И, представь себе, — ничего, так или иначе разбирают». Днем позже его чествовало Общество литераторов и журналистов: «Было много народа. Произносились речи по-польски, по-русски и по-французски. Говорили, что сегодня — великий день, когда пала стена между польским и русским обществом. Что еще два месяца назад они не могли думать, что будут в своей среде приветствовать русского поэта, хотя бы столь великого, как я (это — их слова, извиняюсь). Что с этого дня, со дня моего чествования, наступает новая эра русско-польских отношений и т. д.»^{19}.