И, вот, стоит Валя – Валентина на привокзальной площади автовокзала в областном городе. Когда она вышла, из маршрутного автобуса «Икаруса», вначале, как всегда бывает деревенскими, попавшие в большой город, заторможено растерялась. Не знала, в какую сторону первый шаг сделать. От этого шага ведь зависело у нее вся дальнейшая судьба. Время на часах автовокзала, показывал три часа после обеда. Целых пять часов, выходит, она ехала до города из своего районного центра. Во рту у нее ни капли крошки с самого утра. Да и пить ей сильно хотелось. Куда бежать, где утолить жажду. Спросить бы у кого, бегающих вокруг нее людей, но она стеснялась сейчас всего. Спросит, а тот возьми и потребует знакомства. Одета она была. В длинную, до ниже колен, из джинсовой ткани юбку. Мамка так посоветовала. Коленки чтоб закрыты были. Мужиков не привлекать. Поверх этой юбки, у нее блузка, полутемного цвета. А на ногах у нее, те вожделенные, с низким каблуком, темные глянцевые туфли. Мечта её. Конечно, туфли у нее не были кожаные. Ну и что. Теперь ей не стыдно стоять посреди площади. Волосы у нее длинные, русые, заплетены в косу. Хотела их дома еще распустить, как в кино показывают, но мама сказала.
– Городе тебе надо быть скромной, доченька.
Права она, видимо. А так, у нее личико сейчас, наивно привлекательное. Не красавица она, как на обложке женского журнала, и не крашенная, но что-то в ней было запоминающееся. Приятный цвет лица, лоб открыт, прибраны волосы, а вот, покрасить ногти, мама ей так и не разрешила.
– Примут тебя тогда там за вертихвостку. Сама в Иванове в молодости жила. Намучилась там. Ученая. На ярких девушек липнут мужики, а тут ты, как сама невинность.
Ага. Знала бы ее мама. Невинность она в тринадцать лет потеряла – крестный лишил ее невинность. Спасибо хоть, не забеременела. И то ладно. Невинность уже не восстановишь. Потеряно навсегда. А жить надо. И добиваться чего-то от жизни надо, раз родилась. Потому она и здесь.
Валя вспомнила вдруг с беспокойством, торча все еще на этом пятачке напротив автовокзала, где она в эту ночь будет ночевать?.. Когда ехала сюда, хитро у соседки расспрашивала, с которой она сидела рядом.
«Вокзал ночью закрывается?..»
«Конечно. Автовокзал же, не железнодорожный».
Это Валентина запомнила. Знала, и мама говорила ей дома, сегодня она опоздает по времени идти прямо культпросвет училище. По времени, точно, поздно, а идти до железнодорожного вокзала – это, в какую сторону же ей пойти?.. Из вещей у нее было: из использованного сахара пакет – это, чтобы в дороге не разорвало, ведро картошки. Мама посоветовала взять еще и лука, которую принесла от батюшки из монастыря, где она по весне снова начала работать в обществе: «Во славу боже». Немного, но лук, все же, не последняя пища для растущего организма. Да еще булка деревенского круглого хлеба. Тяжело все это ей на руках держать. Конечно, это смешно кому – то, кто ее сейчас видит с такой ношей. Ей надо у кого-то, осмелев, спросить, как ей доехать до железнодорожного вокзала, где она мечтала, еще в деревне, просидеть до утра, но эта нерасторопность, скупость ее, опять снова подвела. Хотя в ее кармашке лежал, в трусике, семьсот рублей. Пятьсот, мамка дала, а двести – это её пенсия за умершего отца. Но пожадничала его разменять. Поэтому, так и не спросив ни у кого, как ей доехать до намеченного ей пункта, пошла пешком совсем в другую сторону. И зачем она так сделала?.. Надо было ей, все же, спросить. Язык не отнялся бы у нее. Ведь, чем дальше она отходила от автовокзала, людей тут пеших, совсем не стало. А машины, троллейбусы проезжали мимо нее, обдавая на нее выхлопным газом.
Шла она по этой незнакомой дороге почти часа два. Руки у нее от тяжести, просто отрывались. Она раскраснелась. Даже, в пути всплакнула, жалея себя.
«Мама, мама,– говорила она себе, жалуясь. – Как мне плохо. Лучше с голоду помереть, чем нести на руках эту картошку».
Даже желание в какой-то момент появилось, вывалить эту картошку, освободится от этой тяжелой ноши.
Солнце, сзади её нещадно обжигала спину. Глаза у нее упали на пыльные туфли.
Валентина, просто обмерла, что её обувь вот-вот развалится, стопчется.
Разрыдалась с жалости к себе.
Пришла к ней и злоба за свое не умное действие.
Сняла туфли, дальше пошла босиком, уже не обращая на сигналы проезжающих машин. Время, как она поняла, много, а вокзала на ее пути все не было.
Когда она усталая, потная, дошла до какого-то большого рынка, не обращая на странности людей, глазеющих на нее удивленно, как на дурочку, увидела скамейку, упала, расплакалась.
В это время, как раз из рынка выехал милицейский УАЗ.
Видимо, ее странность, привлек наряд патрульной милиции.
Машина остановилась недалеко от бордюра дороги, из машины выскочил с татарским ликом, сержант, и, играя игрушкой, резиновой дубинкой, неторопливо подошел к Валентине, попросил документы.
– Девушка, я к тебе обращаюсь?.. Паспорт у тебя с собою есть?..
Валентина, от неожиданности, и страха, закрыла лицо руками, обмерла, не зная, что ей сказать этому человеку, форме милиционера.