Валютчики

— Петрушка человек, национальный герой, — не соглашался Сникерс. — А ты дуб дубом, баобаб развесистый. Потащил мымру из конторы, в которой бабки лопатами гребут, на море за личный счет. Я в машине за пару бутылок пива полбазара перетрахал, а тебе кукушечка насрала на макушечку. Совсем чудной.

— Она мне нравится, — чтобы закончить спор, отходил я в сторону.

— Она еще натянет, помянешь мое слово. Запросто можешь оказаться среди бомжей. И десантура не выручит.

— Стрелять еще не разучились. Парни из Чечни начали проповедовать кровную месть.

— А ты каким боком?

— К слову. Человек — существо слабое.

— У тебя какая группа?

— Вторая.

— Стопроцентная скидка, — бывший мент Сникерс обнимал за плечи. — Писатель, я знаю, что гоню. Над кем еще поиздеваться, как не над тобой. Вокруг одни мурые дятлы…

— Ты первый, — разворачивался к нему я.

— Правильно. Разрешаю говорить правду.

— Можно подумать, что спрашивал.

— Молчу.

Сникерс уходил, перемигнувшись с продавщицей газированной воды, повертев перед ее носом ключами от машины Вот порода беспринципных людей, способных оттрахать бабу, и тут-же упечь в «телевизор» за одно неправильное слово. И эта, дура, согласна. Действительно… из ребра Адама.

Научиться бы относиться к женщине не по американски, как к равной, а по кавказски, как к собственной вещи. Отбоя бы не было. Но надо работать. Сутки взялись укорачиваться на глазах. Клиент иссякал, просаженный заработок не восполнялся. Начинали тревожить мысли, что работаешь не в освещенном помещении, а на пронизывающем ветру, под взглядами почувствовавших приближение ненастья отморозков. К чему риск, когда сотню рублей за день можно заработать на чем угодно. Со склада до места торговли подбросил пару ящиков или мешков с товаром, уже полтинник. И время для творчества останется больше. Жаль, что рожаем выводы после того, как…

Когда загорелись фонари, принесли кучу золотого лома, среди которого попадались исправные изделия. Груда была большой, поделки разноцветные. Я не рискнул брать самостоятельно, денег не хватило бы тоже. Поволок клиента в центр, в надежде застать кого из валютчиков. Красномырдина на месте не оказалось. Навстречу попался парень с девичьими глазами. Кто-то просветил, что родственник одного из начальников из городского отдела, что за возможность работать не отстегивает. Кличка была Филин, влился в ряды несколько месяцев назад. Заметив нас, он сам поинтересовался, зачем я пришел.

— Золото. Отдает по лому, попадаются нормальные колечки с сережками, — не стал я секретничать. — Граммов сто пятьдесят.

— Давай посмотрим, — загорелся пацан. — Весы при мне, деньги тоже.

Отведя к палаткам, я предупредил невзрачного клиента, что возьмем чуть дешевле, чем валютчики берут днем.

— Поздно, — пояснил я. — Сам собирался уходить.

— По сколько хотите принять? — переступил с ноги на ногу щупловатый мужичок.

— По сто пятьдесят рублей за грамм. Все подряд и расчет на лапу.

— Согласен.

Я перешел к поджидавшему у начала рядов Филину, сказал на ухо:

— По сто семьдесят. Устроит?

— В такое время не грех раскрутить и по сто шестьдесят, — забурчал было тот. — Ладно, поканали к освещенному прилавку. Он тебе знаком?

— Нет.

— Можно облапошить на энное количество граммов. Про вес не говорил?

— Предложил и все.

— Лады.

— В этом деле принимать участия не буду, — отгородился я. — Когда возьмешь, разницу отстегнешь и разбежались. Договорился по сто пятьдесят за грамм.

— Писатель, ты обскакал даже меня.

Выставив японские весы на доске, Филин забрал у мужика золото, настроился изучать пробу, места соединений, заводские именинники. Я суетился рядом, заглядывая через плечо. Цепочек оказалось много, они переплелись в узел, который не распутывался. Филин сопел, выдирая перстеньки с сережками, похожие на турецкие браслетики «черепашки» изделия светло — желтого цвета. Вещи складывал на мигающие электроникой весы. Попадались цепочки темного или светлого золота. Перебравшиеся в Турцию кавказцы смешивали русский благородный металл с османской медью или латунью — чего больше нащупывалось под рукой — отливали из сплава «коброчки», «кортье», «черепашки», и отправляли на историческую родину, где они раскупались русскими же модницами с модниками, не смыслящими в пробе ни бельмеса. Лишь бы красовалась на месте, где должна маячить. Наконец, Филин вздохнул, повертел оставшийся клубок в руках:

— Затрахался, — признался он. Мужичок забегал глазами по опустевшей площади — Попробуешь?

— Вообще ничего не увижу. Даже с очками на плюс три, — отказался я. — Золото какое-то разноцветное.

— Первый раз берешь? Или носят одно фабричное, — усмехнулся пацан, снова утыкаясь в моток. — Его и тащат со всех концов, искренне веруя, что изделия отливали на Колымских приисках. Народу невдомек, что это туретчина, главное, проба стоит. Впаяют на лапоть — лапоть засияет золотом.

— Согласен, — усмехнулся я. — Иной раз предлагают медяшку. Пойдешь проверять к Красномырдину — золото. Черножопое, но оно.