Валютчики

Оперативники переглянулись. Начальник вперился на примостившегося в углу, засунувшего икону в сумку, мужчину. Тот перемялся с ноги на ногу, шмыгнул длинным носом. Начал вытаскивать дерево снова. Прислонил к дверной лудке, повернув лицевой стороной вперед.

— С утра бегаешь по базару. Хвост за собой таскаешь, — прищурил белесые ресницы начальник. — Пристроить не можешь? Или мало дают?

— Мало дают, — пробурчал мужчина.

— А сколько просишь?

— Сколько стоит.

— Это как понять?

— Кто больше даст.

Я сообразил, что уголовный розыск о доске осведомили добровольные «маргаритки» или «марго» с неунывающими «чипами». Что культовая вещь не дюже ценная, иначе владельца захомутали бы на первом повороте. Перенапрягаться не следует. Поправив барсетку, вскинул подбородок:

— О цене мы не договаривались. Я осмотрел икону, вернул владельцу. А здесь опергруппа из городской уголовки. Привели сюда.

— Сюда, — передразнил начальник. — Сколько раз можно объяснять, чтобы не связывался с сомнительными личностями. Это бывший скупщик старины, ездил по деревням, за гроши выбивал из крестьян достойное внимания и перепродавал в Ростове, или мотался в столицу. Потом сам начал пить. Теперь нацелился тащить остатки на базар. Не врубился?

— В первый раз узрел, — приподнял я плечи. — Вернее, он подошел только сегодня.

— Раньше среди барыг не встречал?

— Не припомню.

Начальник обвел лупастыми глазами находившихся в комнате. Те повернули ко мне повеселевшие лица. Хорошо, мужчина не стал утверждать, что икону я собирался купить. Теперь можно допустить, что конфликт закончится миром. Как бы заручившись поддержкой коллег, начальник небрежно махнул рукой:

— Иди. Работы нету. У всех есть, а у него, видите ли, нет.

— Писатель, — когда я взялся за ручку, остановил один из оперативников. — Если ничего не соображаешь, что тогда здесь делать? На рынке банкуют ребята, знающие цену ржавому гвоздю.

— Вот именно. Не ведает… не понимает…, - поддержал второй сотрудник. — Пиши книги, а тут пусть зарабатывают те, кому Бог способностей не отмерил.

— Ненадежный народ, — включился третий опер. — Читали, как обрисовал работу базара один из ихних грамотеев? Особенно эпизод, когда ночью на прилавках мясного павильона танцевали голые бабы?

— Бывшего директора рынка представил отмороженным монстром — заволновались все. — Страна в говне кувыркалась, а центральный рынок Ростова оказался самым криминальным.

— Он же из ваших мен… работников, — опешил я. — Полковничьи погоны на плечах, профессор, преподаватель в школе милиции.

— Ну и что, что полковник, из наших! Обсирать всех подряд? В семье не без урода. И ты затесался не по делу. Кто его по валюте запустил?

— Не трогаю я рынок, — начал оправдываться я. — Имею дело только с менялами. Стучать не бегаю. Если укажу, то террорист точно.

— Надо бегать, — прервали меня. — Жить надо со всеми, не с одними менялами.

Я смекал, решили повязать, чтобы ходу не было ни туда, ни сюда. Хотелось сказать, дайте возможность заработать на кусок хлеба, на выпуск второй книги, и кувыркайтесь в свое удовольствие в любых позах. Если Господь подвигнет еще на рукопись, то писать буду по калмыцки — что вижу, о том пою, не копаясь в дерьме.

— В жизнь рынка не влезаю, — заговорил я. — Специальность, по которой промышляю, любопытна. Никто не запретит воспевать ее в героических гимнах, государством она не запрещена. Но опасностей предостаточно. Тем и привлекательна.

— Слышали? — всплеснул руками один из сотрудников.

— Иди крутить гайки, — махнул рукой начальник. — Дискуссионный клуб тут открывать. Других забот полно…

Не успел застолбить место, как поднесли перстень с необычным камнем. Уводить клиентку за бочку я не стал. Пока менты разберутся с барыгой, продефилируют по центральному проходу, времени накапает немало. Вытащив лупу, рассмотрел пробу, именник фабрики. Обозначения говорили, что изделие принадлежало к сталинской эпохе. Чувствовалось, если бы что, лагеря ювелиру были бы обеспечены. Как — то по телевизору показали, солдаты освободили из чеченского плена мужика. По прошествии года высветили снова. Пахал скотником в колхозе. Вроде добросовестный, и все такое, а нету ни души, ни желания что либо делать что на работе, что в крохотной комнатенке. Соседка учительницей оказалась:

— Не способен без палки. Ждет, когда огреют. Втянулся…

Я всмотрелся в корунд нежно-зеленого цвета. Если прикрыть от солнца ладонью, он начинал переливаться сиреневым отливом. Нет сомнений, что александрит, но такой встречал один раз, у любовницы Людмилы. Пару лет назад она решила сдать в ломбард подаренные отцом несколько изделий. В конторе вычли массу камня, надули на весе, цену занизили до уровня обычного лома. Я пристроил нерядовую вещицу солидному клиенту. Сейчас повторялся прошлый случай. Камни показались одинаковыми. Напряг память.

— Мода на такие побрякушки прошла, — обернулся к женщине солидного телосложения. — Предлагаю сдать перстень как лом, за вычетом массы камня.

— На сколько он может потянуть? — спросила клиентка.