Валькирия рейха

Хелене попробовала встать – замерзшее тело почти не слушалось. Она покачнулась, чех поддержал ее под руку.

– Может, вызвать патруль? – спросил он озабоченно.

– Благодарю, не нужно, – Хелене отрицательно покачала головой. Кроме этих слов, она ничего не могла произнести – голос отказывался повиноваться ей. Оставив кондуктора, она перешла на другую сторону и, опираясь рукой на стены домов, медленно пошла вниз по холму, к Праге. Кондуктор некоторое время наблюдал за ней. Потом, покачав с сожалением головой, сел в трамвай и уехал. Хелене с трудом добралась до гостиницы «Кароль», в которой останавливалась два года назад, когда прилетала в Прагу в день смерти Гейдриха. Свободных номеров было в достатке. Она выбрала ту же комнату, где жила и тогда. Приняв горячую ванну, немного пришла в себя. Налила себе коньяк, чтобы не заболеть, закурила сигарету и, закутавшись в теплый плед, подсела к камину. Закрыв глаза, откинулась в кресле-качалке, теперь она одна, теперь ей никто не помешает думать о том, о чем хочется – ни генерал фон Грайм, ни русские истребители, ни чех-кондуктор. Хелене знала, что Лина Гейдрих до сих пор живет в поместье Паненске Брецани, отданном ей после смерти Гейдриха в собственность. Это очаровательное местечко находилось недалеко от Праги и прежде принадлежало сахарному магнату еврейского происхождения. В 1939 году оно было конфисковано для нужд рейха. Замок окружал великолепный парк с прудом. Он был обнесен высокой оградой наподобие крепостной стены. Гейдриху очень нравилась эта усадьба. Он часто работал там, предпочитая замок официальной резиденции в Градчанах, и даже находил время, чтобы проводить традиционные вечера камерной музыки для избранных, когда сам играл на скрипке. Для его честолюбивой супруги замок стал верхом ее мечтаний. Она постоянно перестраивала его, обновляла, не жалея ни заключенных из концлагеря, расположенного неподалеку, которые работали на строительстве, ни средств. Увлекшись идеей стать истинно светской дамой, Лина начала собирать старинный венский фарфор, скупая редкие экземпляры за любую цену. Гейдрих молча потворствовал ее капризам, хотя про себя знал, что развод предрешен. Первой дамой протектората, а впоследствии, как он планировал, и всей империи, должна была стать вовсе не Лина. Это место рядом с собой на вершине государственной лестницы он подготовил для другой женщины, для нее, Хелене. Она должна была стать полновластной хозяйкой Паненске Брецани. И потому не Лина, а она первой приехала в этот замок. Тогда, в сентябре 1941 года, перед переездом из Берлина он пригласил ее посетить поместье, где скоро они будут жить. Хелене прилетела. Она знала, как редко удается ему вырваться из Берлина, от Лины, и не могла не воспользоваться случаем побыть наедине. За своеволие ей пришлось выслушать нагоняй от фельдмаршала авиации Мильха, которому нажаловался потерявший терпение фон Грайм. Но Хелене тогда мало заботили мелкие служебные неприятности. Они таяли в радостных чувствах, которые она испытывала всякий раз, спеша на встречу с ним. В Праге Хелене присутствовала при том уважительном и изысканном приеме, которым удостоили Гейдриха высшие офицеры расположенных в Чехословакии немецких частей, руководители армейской разведки, лощеные прусские аристократы. Прежде они презирали его как выскочку, а теперь заискивали и боялись. Хелене стояла рядом с Гейдрихом, затянутая в парадный мундир, и он держал ее за руку, как спутницу жизни. Дочь инвалида Первой мировой войны, влачившая с матерью и сестрой нищенское существование, она тоже прежде была для них никем – просто муха на стекле. Теперь же каждый знал ее имя, каждый считал за честь высказать свое почтение и восхищение. Как были схожи их судьбы. Казалось, соединившись воедино, они не расстанутся никогда.

В распахнутом кителе, с веселым смехом она бежала через залы Паненске Брецани, скользя по начищенному паркету, к кабинету, где он ее ждал. Подхватив, он поднял ее на руки и страстно целовал лицо, шею. Теплый осенний ветер, врываясь сквозь открытые окна, ворошил ее пышные белокурые волосы, приятно обдавая прохладой разгоряченное тело. После они долго лежали на траве у пруда, утомленные лаской, словно плыли по волнам утихающей страсти. Теперь будто вечность отделяет тот счастливый день от другого, когда его не стало. Как она могла не почувствовать приближающуюся опасность? Почему опоздала? Теперь она верила, что, окажись в Праге всего на несколько часов раньше, смогла бы заставить предателей в белых халатах и генеральских мундирах бороться за жизнь их начальника. Она была почти уверена, что у нее получилось бы. Она бы все поняла и сумела разрушить заговор Гиммлера, отправившись напрямую к фюреру. Но она опоздала. Последним его словом, как сказал ей профессор Гебхардт, было имя ее, Хелене. Но ее не оказалось рядом. Она не простит себе этого никогда. Никогда не забудет.