Вальс до востребования

– Да, прости за тон, – вздохнула обреченно, смиряясь с действительностью, Марьяна. – Я как-то упустила этот момент из виду, да просто не задумывалась о всеобщей этой глобализации, в первую очередь информативной, и о практически полном отсутствии приватности человеческой жизни. Я всегда была в стороне от бизнеса мужа, а он меня в подробности своих дел не посвящал, мог рассказать о каком-нибудь большом проекте, о своих замыслах, поделиться переживаниями и размышлениями, пожаловаться на конкурентов, чиновников и нечистых на руку партнеров, на повальную коррупцию, но в детали не посвящал, а я не интересовалась. – И она улыбнулась, перейдя на шутливый тон: – То есть мы все под колпаком?

– Ты даже не представляешь, под каким, – рассмеялся Ян. – Даже о бабульке восьмидесяти лет, живущей в глухой заброшенной деревеньке без электричества и тем паче без интернета, известно все. Конечно, ее роман с соседским дедулькой, решившим тряхнуть молодостью, подавшись ретивому, вряд ли станет достоянием общественности, хотя вполне возможно и такое, если их внуки или завистливые соседи выложат посты и фото этой парочки в Сеть. Но вся информация о бабушке имеется, не сомневайся, от родилась-училась, замуж вышла, развелась-овдовела, дети-внуки, их подноготная, абсолютно все документы, болячки, банковские карты и покупки в сельпо. А уж если человек, как тот дельфин, нарисовался, выпрыгнув над поверхностью общей глади, то понятное дело, что о нем собираются гораздо более подробные сведения, чем об обычном гражданине, и мониторится вся его жизнь. Особенно сейчас, во время пандемии, ускорившей в разы процесс нашей полной цифровизации, повальное погружение в Сеть, перевод практически всех платежей и оформление всех документов в интернет, сохранить свое инкогнито и тайны личной жизни нет возможности уже ни у кого.

– То есть ты знаешь обо мне все? – вздохнула печально Марианна. – Никакой тайны?

– Нет, далеко не все. Я, конечно, знаю о твоих разбитых пальцах на левой ноге и про операцию на правом колене, о том, что ты не ешь красное мясо и не любишь молочные продукты, а твой ежедневный рацион много лет не превышает двух тысяч калорий, что ты не любишь хризантемы и алые и красные розы, и здорово умеешь кататься на коньках, но долгие годы не позволяла себе этой забавы, оберегая ноги от лишних возможных травм, и еще множество подобных фактов и фактиков. Но, уверяю тебя, я не знаю твоих сокровенных тайн, не знаю образа и хода твоих мыслей, того, что тебя тревожит, чего ты боишься и что любишь, но очень хочу все это знать. Потому что для меня это важно, потому что ты важна мне как женщина, как близкий друг, как личность. И вообще… – Он резко откатился от стола и протянул призывно руку к Марианне. – Иди ко мне, я соскучился.

Она тихо, светло рассмеялась, поднялась со своего места и шагнула навстречу, вложив свою узкую ладошку в его ожидающую ладонь, позволив увлечь себя, и упала к нему на колени, оказавшись немедленно в кругу сильных, горячих рук Яна. И он зашептал ей что-то жаркое, сексуальное в ушко, и целовал ее дивную изящную шейку, и Марьяна, сразу же позабыв о предмете их разговора, о том, почему она вот только минутку назад так расстраивалась, отдалась сексуальному жару, мгновенно захватившему их обоих, делая ненужными и пустыми все разговоры и недоумения.

Длинными заездами по дому на навороченной суперколяске Яна они пренебрегли, добравшись лишь до ближайшего дивана, на который и повалились, целуясь и нетерпеливо срывая одежду друг с друга. И соединились сразу, с ходу, быстро, мощно, целеустремленно ведомые Яном к апофеозу, к той заветной вершине, на которую надо обязательно подняться вдвоем, поддерживая друг друга. Стонали, целовались и неслись, неслись, неслись вперед…

– Так что там про балет? – лежа сверху женщины распластанным, безвольным телом, прохрипел Ян, едва переведя дух.

– Ты уверен, что прямо сейчас хочешь о нем поговорить? – улыбнулась Марианна, не открывая глаз.

– Мы обмениваемся рассказами о жизни, лучше узнаем друг друга. Это важно, – лениво растягивая слова, обдавая горячим дыханием ее правую грудь, пояснил Стаховский.

– Балет – это круто, – произнесла, усмехнувшись, Марианна.

– Полностью согласен с данным утверждением. – Он поднял голову, погладил и поцеловал ее ножку, расслабленно лежавшую на его плече, приподнялся на руках, порассматривал ее довольным, удовлетворенным взором и поинтересовался: – Как насчет чаю?

– То есть про балет уже неактуально? – смотрела на него веселыми глазами Марьяна.

– Про балет для меня теперь актуально всегда, полная форева. Балет, можно сказать, теперь мое всё, – заверил ее Стаховский.

Распрямился, передвинулся на диване, одним ловким, мощным движением перенес свое тело в коляску и поделился задуманной им дальнейшей программой:

– Мы сейчас растопим камин, устроимся возле него за маленьким столиком, будем пить чай с брусничным пирогом твоей мамы и вести неспешные, проникновенные беседы. Уютно, по-дачному, как и положено долгими, холодными вечерами.