Лада предложила мне написать совместный рассказ, который даст название всей книжке. Про фортепианный дуэт деда и внучки пишет тоже дуэт — Лада Исупова и Лариса Бау.
Она придумала сюжет, дала множество деталей из своей жизни. Решили, что я напишу «скелет», а она обрастит его «мясом». Но она не успела.
В персонажах рассказа вы узнаете ее саму, ее детство — на санках в музыкалку с конфетами-батончиками, ее взрослую — «Ирину Сергеевну».
Как жаль, что нам не хватило времени.
Дед любил музыку.
— Умеющие играть — волшебники, — любил повторять он. Закрывал глаза, качал головой в такт. — Вот скрипка — деревяшка, конский волос, а такие звуки, что плакать хочется или летать.
Он очень обрадовался, когда внучку решили учить музыке. У нее хороший слух, голос — в него, еще дочка в школьном хоре была запевалой, и дома пели.
Будет водить ее на уроки, слушать, участвовать. Приготовил ее любимые конфеты — батончики. После урока давать втайне от матери. Дочка у него была строгая, лишних сладостей в доме не водилось, сама боялась потолстеть и девочку держала в форме. Зубы испортятся. Никаких поблажек, в выходные кусочек пирога и конфетку — и всё.
Внучка начала заниматься с удовольствием, легко подбирала песенки. Пальчики были ладные, послушные.
Дед проверял ее уроки, ноты в его голове укладывались быстро, как формулы, — помогало инженерное образование.
Потом сам попробовал, когда дома никого не было.
Неуклюжие толстые пальцы с удивлением попадали на правильные клавиши.
Одним пальцем, двумя. Тремя не получалось, помогал другой рукой.
— Папа, тебе нравится? — Дочь подошла сзади, обняла. — Может, тебе учителя взять?
— Да ну, что я позориться буду? Да и кто возьмется меня учить?
Смешно, старый дурак.
Но в голову запала мысль попробовать. Пенсионеры в хоре поют, соседка в рисовальный кружок ходит. Почему бы ему не учиться?
При заводском Доме культуры были кружки по вечерам. Когда-то у него чертежник один ходил в хоре петь. Никогда не задерживался на работе вдень занятий. Летел!
И дед решился.
Отгладил стрелки на брюках. Надел пиджак, у зятя галстук выбрал.
Поехал на троллейбусе. На пенсии уже семь лет, давно не ездил в те края.
Знакомые места. Заводская проходная, забор, корпуса отремонтированы, покрашены в синий, не сразу свой узнал.
Вот тут ларек на углу, да, пиво пили иногда. Как всегда, толпа вокруг. Он редко пил — жена-покойница не любила, чтобы пивом пахло.
— На дочку воняешь, — ворчала, — на подушки.
Когда она умерла, пошел выпить с приятелями. Устыдился потом: как предал.
Вот и приехал: Дом культуры. Желтое нелепое сталинское здание, белые колонны. Давно тут не был. Ходил когда-то на собрания, награждали его на сцене. На концерты ходили с семьей, когда народный хор приезжал и квартет из столицы. Настоящую музыку играли. Как давно это было...
Поднялся по широкой лестнице. По бокам — белые щербатые львы, растрескавшиеся шары. Дочка в детстве любила забираться на них, это были ее «лошадки».
Двери были распахнуты, внутри светло, ему стало радостно и стеснительно. Вот сейчас подойдет и смело скажет: где тут музыкальные уроки на фортепиано?
Стал читать список кружков — да, музыка есть, и много. Фортепиано, аккордеон, скрипка, флейта, народный оркестр, хор, балет.
Знакомая вахтерша, уже лет двадцать сидит на входе. Зимой бессменно в валенках и пуховом платке. А летом? А летом он тут не бывал, наверно.
— Здравствуйте.
— В хор пришли?
— Нет, на пианино.
— На пианино? Внуков записывать?
— Нет, я сам хочу заниматься.
— Ну сам так сам. Педагог Ирина Сергеевна, комната 6, пенсионерам бесплатно.
Пошел знакомиться.
Сколько раз бывал тут, а на второй этаж не заходил ни разу. Длинный широкий коридор с окном в конце. Уличные фонари отражались в начищенном паркете, как светлая сияющая дорожка. Вот и комната номер шесть.
За дверью раздавались неуверенные звуки, тихий голос поправлял, терпеливо повторяя: первый палец, пятый палец. Первый, пятый...
Наконец закончили.
Вышел мальчик с ранцем, с огромной нотной папкой. Сел в коридоре, достал яблоко.
— Здравствуйте, Ирина Сергеевна.
— Добрый вечер. Вы его дедушка?
— Нет, я сам себе дедушка, — сострил он, — я записался к вам учеником.
— Сам? Не робейте! Как вас зовут? — Она улыбнулась ободряюще, постучала ладонью по банкетке: — Садитесь.
— Петр Алексеевич.
— Хорошо. Покажите руки.
Руки у него были большие, красные. Начинал фрезеровщиком на заводе, «спалил» руки. Надо было ногти подстричь короче, застеснялся дед. Пошевелил пальцами.
— У меня внучка в музыкальной школе, вот я сам тоже захотел.
— Это хорошо, будете в четыре руки играть. И поможете ей.
— Я? Помогу?
— Конечно, дети ноты трудней запоминают. А вы когда-нибудь учились, играли?
— Нет. Но сам ноты выучил. И песни подбираю.
— Сыграйте.
Потер руки, вздохнул и двумя пальцами начал «Осень». Его очень трогала эта маленькая пьеса, музыка детской «непереносимой печальности».
— Еще разок сыграйте, — она стала аккомпанировать левой. — Вот, уже музыка.