Конец 1920-х гг. дал повод к размышлениям не только о новых средствах коммуникации. Эрнст Шен открыл дверь к регулярной работе на радио и для самого Беньямина, который во второй половине 1929 г. часто вел передачи на франкфуртском и берлинском радио. С августа 1929 г. по весну 1932 г. он выступал у микрофона более 80 раз, в самых разных форматах. Они включали всевозможные передачи для детей («Берлинский уличный мальчишка», «Суды над ведьмами», «Банды грабителей в старой Германии», «Бастилия», «Доктор Фауст», «Бутлеггеры», «Лиссабонское землетрясение»), лекции по литературе («Детская литература», «Книги Торнтона Уайлдера и Эрнеста Хемингуэя», «Берт Брехт», «Франц Кафка: „Великая китайская стена“», «По следу старых писем»), радиопостановки (остроумные и ученые беседы под такими названиями, как «Что читают немцы, пока их авторы-классики пишут» и «Лихтенберг», и такие пьесы для детей, как «Суматоха вокруг Каспера») и, наконец, «радиомодели» (дидактические драматизации – с примерами и контрпримерами – типичных этических проблем повседневной жизни, с основным вниманием к ситуациям дома, в школе и на службе)[284]
. Для своих выступлений он обычно пользовался собственным сценарием, время от времени пускаясь в импровизации, а при сочинении радиопьес часто сотрудничал с другими авторами. Беньямин умело пользовался материалом из своих газетных статей, адаптируя его к более специфической аудитории и несколько упрощая язык. В своих письмах он порой пренебрежительно отзывается о своей деятельности на радио как о пустяковойВ начале августа 1929 г., вскоре после того, как Беньямин вернулся автобусом из Италии, он в последний раз съехал с семейной виллы на Дельбрюкштрассе – «моего обиталища на протяжении 10 или 20 лет», как он с печалью выразился в кратком послании Шолему (C, 355). Он надеялся смягчить этот удар, добившись приглашения от профессора и журналиста Поля Дежардена на его «Декады в Понтиньи» – проводившиеся в бывшем цистерцианском монастыре Понтиньи ежегодные встречи виднейших французских художников, писателей и интеллектуалов; Беньямин сообщал Шолему, что туда приглашались только «приезжие» иностранцы (см.: GB, 3:428). В 1929 г. он не смог присутствовать там по «техническим», как он выразился, причинам, но ровно 10 лет спустя, в 1939 г., его пригласили пожить в монастыре и воспользоваться его знаменитой библиотекой. Оставшись в Берлине без дома, Беньямин следующие несколько месяцев прожил у Хесселей на Фридрих-Вильгельм-Штрассе в Шёнеберге, старом западном районе Берлина. В октябре вышла его рецензия на книгу Хесселя о Берлине, и на повестку дня был поставлен вопрос о возможной совместной работе над радиопьесой, судя по всему, заказанной Эрнстом Шеном Хесселю, хотя в итоге Хессель отверг эту идею, поскольку, как он сетовал Шену, Беньямину свойственно «все усложнять»[285]
. Шен со своей стороны во всем обвинял Хесселя, указывая на его «безумное упрямство»; он дошел до того, что предлагал Беньямину, который, кажется, и организовал этот заказ для Хесселя, воспользоваться револьвером. Поскольку речь шла о гонораре в тысячу марок, сам Беньямин был «очень раздосадован» отказом Хесселя от сотрудничества (см.: GB, 3: 517).