Вам и не снилось (сборник)

Стало уже холодно, и шли дожди, а Роман и Юлька уехали за город. Им негде было побыть одним, и они бродили в лесу.

– …Ты что мне наговорил на пластинке?

– Как просила. Таблицу умножения.

– Ты мне будешь писать?

– Каждый день…

– Каждый день не надо… Хотя бы один… А что, твоей бабушке совсем-совсем плохо?

– Предынсультное состояние… Это как предынфарктное.

– А что хуже?

– А я знаю? Оба лучше.

– Ромка! Давай умрем вместе!

– Согласен! Через сто лет.

– А я согласна и через пятьдесят.

– Мало, старушка, мало… У меня очень много несделанного.

– Я тебе помогу. Тем более что у меня сделано все. Я просто не знаю, что мне целыми днями теперь делать… А! Знаю! Буду слушать твою пластинку.

– Юлька! Ты все-таки потихонечку учись…

– Зачем, Роман, зачем? Я не вижу в этом никакого смысла.

– Ради меня…

– Я ради тебя живу, а ты говоришь – учись…

– Юлька!

– Рома! Не уезжай! Бабушкам все равно полагается умирать…

– Юлька!

– Ромка! Они все против нас! Все!

– Да нет же… Это стечение обстоятельств.

Алена ворвалась в класс как сумасшедшая и швырнула в Юльку портфель.

– Это от тебя его, как от чумы, выслали. Это все ты!

Юлька смотрела, как выкатываются из Алениной сумки-портфеля ручка, карандаши, банка сгущенки и батон в полиэтиленовом пакете. Потом Алена наконец увидела всех. Она оседлала первую парту и произнесла речь.

– Эта штучка, – тычок в Юлькину сторону, – не дает человеку учиться. Отсюда, – тычок в сторону класса, – его спасли. Так она и там ему не давала покоя. Это, по-твоему, любовь? – Юлька ошалело смотрела на нее. – Любовь – это когда берегут. Но с такой убережешь! – И тут Алена зарыдала, просто, по-бабьи.

И к ней все кинулись. А к Юльке не кинулся никто, никто не остановил ее, когда она пошла к двери.

И тогда выступил Сашка. Он говорил, как убивал.

– Ты противна всем этими своими слезами. Посмотри на себя. Чего добилась? Просто она взяла и ушла. Потому что рядом с тобой ей делать нечего. Она не завопит дурным голосом тебе в ответ. Она не такая. Она из тех, кто уходит. Ты из тех, кто орет. Улавливаешь разницу?

Таня потом скажет: у меня появилась одна возможность убедиться, что в этом возрасте симпатии отдаются не самым умным и не самым сильным, а тем, кто в данный момент эмоционально убедительней. Какая-то повальная тяга к обнаженному чувству, даже если под ним спектакль, розыгрыш. Идет быстрый клев на искренность. Любую. Любого качества. Любой густоты и наполненности. Поэтому-то класс так мгновенно перекинулся на сторону Саши.

– …А что там было на самом деле, братцы?

– Тебе-то что? Было – не твое, не было – не твое…

– Просто любопытно, что происходит с современниками?

– Старшие бьют младших. Закон детсада.

– Все-таки? Все-таки? Все-таки?

– А я кретин. Думал, все чисто, как в операционной. Математический уклон, бабушкин инсульт. А это все туфта? Смысл?

– Нельзя любить до положенного срока!

– Они идиоты. Такие вещи надо прятать. Предков надо обманывать, заливать им сироп.

– Предки тоже пошли ушлые. Придешь домой – тебя и обнюхают и общупают.

– Так я и дам! Пусть попробуют! Я свободный человек в свободной стране.

– Вот и попробуй приведи свою подругу и оставь ночевать.

– Зачем ночевать? У нас тесно. Но если мне что надо…

– Надо уметь себя защищать. А Роман всегда был гуманистом.

– Это что, уже ругательство?

– А ты только сейчас на свет народился? Знаешь, какой есть у людей принцип: кто не кусает, тот не живет. Вот такие челюсти вставляют, чтоб кусать, на электронной технике, захват метровый, ам – и нету гуманиста.

– Вот Алена. Типичный представитель нашего времени, пришла и съела Юльку. Просто так, за здорово живешь. Вкусно, Алена?

– Бросьте, – вмешалась Татьяна Николаевна. – Наговорились! У вас не челюсти – языки на электронике, не устают.

– А что вы, как педагог, думаете по этому поводу?

– Я не думаю. Я не знаю. Я первый раз слышу, что Роман уехал. Откуда я могу это знать?

– Ха! А по Юльке не видно?

Сказать Тане было нечего…