Вампирье Таро: Пятнадцать карт из Старшего Аркана

— Однако, — заметил адвокат, — не может быть казни без приговора. Существуют прецеденты. Свинья съела ребенка, свалившегося к ней в хлев. Она была признана виновной и повешена. Пчелиный рой, признанный виновным в том, что старик скончался от укусов, сожгли. Сие дьявольское создание не заслуживает меньшего.

Улики против младенца были неоспоримы. В город откуда-то из глуши его принесла женщина, сказав, что муж умер, а ребенок — ее. Каретный мастер и его жена дали ей приют. Пожилой каретник не раз жаловался на меланхолию и усталость, и однажды слуга обнаружил всех троих — женщину, каретника и его жену — мертвыми. Ребенок лежал в колыбели, живой, бледный, с широко распахнутыми глазами, а на его лице и губах была кровь.

Жюри нашло младенца безусловно виновным и приговорило к смерти.

Палачом был местный мясник. На глазах у всего города он разрубил младенца надвое и бросил останки в огонь.

Несколько дней назад умер его собственный ребенок. Детская смертность в те дни, увы, была частым явлением. Жена мясника была безутешна.

Она уже уехала из города — в столицу, к сестре. Через неделю мясник присоединился к ней. И они втроем — мясник, жена и дитя, — были самой прекрасной из всех семей на свете.

14. Воздержание

Она сказала, что она — вампир. Я уже точно знал, что она лгунья. Так говорили ее глаза, угольно-черные, которые никогда не смотрели прямо на вас, отвлеченно взирая на невидимок за вашим плечом, позади вас, над вами, в двух дюймах перед вашим носом.

— И как вкус? — спросил я.

Это было на стоянке позади бара. Она работала в ночную смену, прекрасно смешивала напитки, но сама и капли в рот не брала.

— Сок В8, - сказала она. — Не низкосолевой эрзац, а оригинал. Или подсоленный газпачо.

— Что такое газпачо?

— Такой холодный овощной суп.

— Ты меня подкалываешь.

— Нет.

— Так ты действительно пьешь кровь? Как я пью В8?

— Не совсем. Если тебе надоест В8, ты можешь взять что-нибудь другое.

— Мда… В8 мне вообще-то не слишком.

— Вот именно. В Китае мы пьем не кровь, а спинномозговую лимфу.

— А она как на вкус?

— Никак. Жиденький бульон.

— Ты ее пробовала?

— Я знаю людей.

Я попробовал краем глаза засечь, отражается ли она в боковом зеркале грузовика, у которого мы стояли. Но было слишком темно.

15. Дьявол

Вот его портрет. Плоские желтые зубы, багряное лицо, рога. В левой руке у него короткий деревянный кол, в правой колотушка.

Конечно, дьяволов не бывает.

16. Башня

Башня возведена в камне и злости,Зубы смыкаются — костью на кости.

Ночью не стоит искать ее крова,Миг промедленья — и сгинешь без слова.

17. Звезда

Знатные и пожилые, следовали они за зимой, наслаждаясь долгими ночами там, где находили их. Впрочем, они предпочитали южную часть северного полушария.

— Видите эту звезду? — показывали они на одну из маленьких точек в созвездии Дракона. — Мы родом оттуда. Однажды мы вернемся.

А младшие глумились и насмехались над ними.

Но когда года свернулись в столетия, им надоело тосковать по родине, на которой они никогда не были, и северный климат стал казаться привычным — до тех пор, пока Дракон извивается меж Большой и Малой Медведицами, у хладной Полярной звезды.

20. Страшный Суд

Это как говорить о страсти не говоря о страсти, сказал он им.

Это как говорить о сексе, и боязни секса, и смерти, и боязни смерти, и о чем тут еще можно говорить?

22. Мир

— Самое печальное ты уже знаешь, — сказала она. — Самое печальное, что мы — это вы.

Я промолчал.

— В ваших фантазиях, — продолжила она, — мой народ такой же как вы. Только лучше. Мы не умираем, не стареем, не испытываем боли, холода и жажды. Более стильные. Умудренные опытом веков. А если мы и пьем кровь — что ж, это как пища для вас, людей. И еще страсть. И светлая радость бытия. Кстати, ведь иначе нас и не выманишь из дома. Склепа. Гроба. Откуда-то… Это фантазии.

— А в действительности?.. — спросил я.

— Мы это вы, — отрезала она. — Мы это вы, с вашими тараканами в голове и всем, что делает вас людьми — страх, одиночество, замешательство… Ничуть не лучше.

Мы более холодны. Более мертвы. Мне не хватает солнца, еды, чувства как это, коснуться кого-то, заботиться, быть рядом. Я помню себя-живую, помню, как смотрела на людей как на людей, а не как вещи, которые едят и используют, и помню, каково — чувствовать, неважно, радость или горе, все что угодно…

Она остановилась.

— Ты плачешь? — спросил я.

— Мы не плачем.

Как я уже говорил, она была лгуньей.