— И оттого, что закрылась лесопилка, горожане перестали ходить в церковь? — спросил Мортон и сразу решил: то, что начальник полиции пытается так вежливо объяснить — просто-напросто нехватка денег на поддержку городской церкви. Если Уэйнрайты платят жителям из своего кармана, для двоих священников остается не так уж много.
— Ну, все было не совсем так, но… — Вилли снова указал за окно. — Это не очень большое место; оно никогда таким и не было. В городках вроде нашего жизнь нелегка. Мы знаем, каково быть отрезанными от мира.
— Вы имеете в виду, что ваша изоляция работает против вас? — спросил Мортон, надеясь, что он правильно интерпретировал замечание Вилли.
— Ну, некоторые из нас думают, что она работает на нас, но все зависит от того, как на это посмотреть. — Он кивнул дважды. — Я не могу вам больше ничего рассказать, мистер Саймз. Вы сами видели Иерихон; вы знаете, что здесь происходит. Неважно, что сделает правительство, — ничего здесь особенно не изменится, если вы меня понимаете.
— Да, — сказал Мортон, совсем не уверенный, что улавливает, что подразумевал Вилли. — Как вы думаете, у вас найдется время составить список имен и адресов людей, все еще живущих в городке?
— Все еще живущих? — повторил Вилли. — Конечно, я могу это сделать.
Мортон одарил его своей лучшей улыбкой — строгой, но искренней:
— Большое спасибо за помощь, Вилли. Я знаю, что вам приходится нелегко.
— Перебиваемся потихоньку, — сказал Вилли, когда Мортон выходил из участка.
В закусочной Мортон счел нужным заказать вторую порцию запеченной говядины и мороженое на десерт. Он снова обратил внимание на отсутствие посетителей и на этот раз спросил:
— Здесь всегда все так неспешно?
— Большинство предпочитает есть дома, — сказала официантка, не глядя на него. — Понимаете, как оно бывает.
— Да, — кивнул Мортон, думая, что наконец-то понимает.
— Мы здесь замкнулись в себе, особенно с тех пор как лесопилка закрылась. — Она смотрела на него с насмешкой, а лицо отчетливо выражало скуку.
— Это имело серьезные последствия для города, не так ли? — Мортон бросил взгляд на официантку, затем уставился в окно, чтобы она не заподозрила, что он спрашивает ее слишком заинтересованно.
— Это одна из причин, — сказала официантка. — Есть и другие.
— Да, — сразу сказал Мортон. — Конечно есть. — Он заплатил за ужин и оставил двадцать два процента чаевых — больше, чем полагалось, но он хотел дать официантке понять, что ценит ее сведения.
Когда Мортон вышел за дверь, официантка окликнула его:
— Вы еще не все разузнали.
Мортон сделал паузу, держа руку на задвижке.
— Что вы сказали?
— Вы меня слышали, — ответила она. — Подумайте об этом.
— Разумеется, — сказал Мортон, гадая, на что это она намекала.
Он думал об этом, пока выходил на улицу. Темнота вызвала в нем необычное оживление, которого он никогда раньше не испытывал. Он направился назад в гостиницу, но возвращаться в свою комнату желания не было. Он невольно пришел к дому Уэйнрайта, и мысли его заметались в беспорядке, когда он взглянул вверх, на увядающее великолепие особняка.
— Мистер Саймз, — окликнула Илона из окна второго этажа. — Как приятно видеть вас снова.
— Спасибо, — отозвался Мортон, охваченный внезапной и необъяснимой лихорадкой желания, которое почти лишило его дыхания. Его пульс барабанил; его плоть дрожала; он, казалось, горел в лихорадке и одновременно был скован льдом. Было ужасно неприлично стоять, пялясь вверх с таким откровенным желанием на лице на аристократические черты Илоны Уэйнрайт.
— Было очень приятно принимать вас прошлым вечером, — сказала она, и ее красные губы дрогнули в улыбке.
— Вы очень добры, — промямлил Мортон.
Что было в этой женщине такого, что так сильно его возбуждало? Как она сумела его очаровать, что его тянуло к ней так, как раньше бывало только в мечтах? И как он сможет когда-нибудь объяснить свое предосудительное поведение Хьюлетту Уэйнрайту?
— Вовсе нет, — сказала Илона низким и обольстительным голосом. — Мне бы только хотелось… принять вас снова. — Она вышла на маленький балкон перед окном. — Вы зайдете?
— Я… я не знаю… — Мортон был почти уверен, что краснеет, и это еще больше обострило его замешательство. — А муж дома? — Он едва мог поверить, что может быть таким грубым, таким невежливым, и разговаривать с ней таким образом. Он отступил на несколько шагов назад. — Я так сожалею.
— Почему? — спросила Илона, и одно это слово было волнующим, как целая симфония.
— Это… это все очень неудобно, — начал Мортон. — Видите ли, миссис Уэйнрайт, я не… то есть мне не следует… Было бы предосудительно воспользоваться вашей благосклонностью.
«Будь благоразумен, — сказал он себе. — Эта женщина старше тебя, и она замужем. Ты не имеешь права хотеть ее; ты не имеешь права даже разговаривать с ней. Так поступать нельзя».
— Вас что-то беспокоит, мистер Саймз? — спросила она, и в ее вопросе прозвучал тончайший намек на высокомерную насмешку.
Мортон расправил плечи: