Вампитеры, фома и гранфаллоны

В пятый день нашего пребывания в Биафре не было ни доктора Уначукву, ни шофера, ни гида. Мы ждали и ждали на крыльце. Потом подошел Чинуа Ачебе, молодой романист. Мы спросили, есть ли какие новости. Он ответил, что больше не слушает новостные программы. Ачебе не улыбался, прислушиваясь к чему-то меланхоличному, может, даже прекрасному, но – далеко-далеко.

У меня есть роман Ачебе «Все распадается» с автографом автора.

– Я бы пригласил вас к себе домой, – произнес он, – но у нас ничего нет.

Мимо проехал грузовик с офисной мебелью. У всех грузовиков в Биафре на борту написаны их имена. У этого краской было выведено: «Медленная ярость».

– Но ведь должны быть какие-нибудь новости! – настаивал я.

– Новости? – эхом отозвался Ачебе. – Подумал, потом сказал мечтательно: – Только что за тюремной стеной нашли массовое захоронение.

Ходили слухи, объяснил он, что нигерийцы расстреляли много горожан, когда Оверри находился в их руках. Теперь могилы отыскали.

– Могилы, – промолвил Чинуа Ачебе. Могилы ему были явно неинтересны.

– Что вы сейчас пишете? – спросила Мириам.

– Пишу? – переспросил он. Было очевидно, что он не пишет ничего. Просто ожидает конца.

– Заупокойную мессу на ибо, – ответил Ачебе.

Ибо был его родным языком.

Подошла хорошенькая девушка Розмари Эгонзу Эзирим. Она была зоологом и работала над проектом снабжения рыбных ферм проточной водой.

– Проект временно закрыли, – сообщила она, – поэтому я сочиняю стихи.

– Все проекты временно закрыты, – отозвался Чинуа, – поэтому мы все пишем стихи.

Остановился Леонард Холл из «Манчестер гардиан». Он сказал:

– Больше всего судьба Биафры напоминает судьбу евреев в Варшавском гетто.

Он был прав. Евреи из Варшавы понимали, что их убьют, что бы они ни сделали, а потому предпочли умереть сражаясь.

Биафрианцы продолжали говорить внешнему миру, что нигерийцы хотят их всех убить, но на внешний мир эти слова впечатления не производили.

– Трудно доказать факт геноцида, – заметил Холл. – Если кто-то из биафрианцев выживет, значит, геноцида не было. Если не выживет никто, кто станет жаловаться?

Подошел мужчина из беженцев, с протянутой рукой, потирая другой рукой живот. Закатил глаза.

– Еды нет, – сказали мы.

Потом совершенно здорового вида девушка предложила нам кварту меда за три фунта. Как я уже писал, основу экономики здесь составляло свободное предпринимательство.

День получился лениво-неторопливым.

Мы спросили Розмари о круглом ярко-оранжевом значке, который она носила.

– Это «Дочери Биафры», – объяснила Розмари. – Вставай! Вперед!

В центре значка была изображена винтовка.

Розмари добавила, что «Дочери Биафры» разными доступными способами поддерживают войска, ухаживают за ранеными, иногда участвуют в партизанской войне.

– Когда есть возможность, мы идем на передний край. Приносим мужчинам маленькие подарки. Если они плохо воюют, мы их ругаем, и они обещают исправиться. Мы говорим им – они узнают, когда дела будут обстоять действительно плохо, потому что тогда в окопы явятся женщины. Женщины сильнее и отважнее мужчин.

Может, так оно и есть.

– Чинуа, что вам прислать, когда мы вернемся домой? – спросил Вэнс.

– Книги, – ответил тот.

– Розмари, – обратился я к девушке, – а где вы живете?

– В общежитии, недалеко отсюда. Хотите посмотреть?

И мы с Вэнсом отправились к ней. По пути остановились посмотреть на корт для сквоша, сделанный из бетонных блоков – без сомнения, еще в колониальные времена. Стены корта огнем бронебойных снарядов были превращены в швейцарский сыр. У дверей стояла маленькая девочка, без одежды, с рыжими волосами. Она выглядела сонной, и свет резал ей глаза.

– Здравствуй, отец! – сказала она.

Похоже, весь Оверри вышел на прогулку – люди шагали по обеим сторонам улицы в колонну по одному. Колонны двигались по кругу навстречу друг другу. Большинству из нас пойти было некуда. Мы были полным тревоги центром точки на карте; точка эта называлась Биафрой и с каждым днем становилась все меньше.

Мы прошли мимо ряда чистеньких бунгало. Здесь жили чиновники правительства. Возле каждого дома стояла машина – «Фольксваген», «Опель», «Пежо». Машины были частными. Бензина было вдоволь, потому что биафрианцы построили в джунглях небольшие, но эффективные нефтеперерабатывающие заводики. С аккумуляторами, правда, возникали проблемы, а потому большинство частных автомобилей заводили, толкая.

Снаружи одного из бунгало стоял «Опель Универсал» с полным багажником пакетов, а также кроватью и детской коляской на крыше кузова. Хозяин проверял, надежны ли завязанные им узлы, его жена стояла рядом с ребенком на руках. Люди собирались в семейную поездку. Поездку в никуда.

Мы их подтолкнули.

Солдат приветствовал нас с Вэнсом салютом и сияющей улыбкой.

– Comment ёca va? – сказал он, приняв нас почему-то за французов. Как французы, мы ему нравились. Франция прислала в Биафру кое-какое оружие. То же сделали Родезия и Южная Африка, а также, думаю, Израиль.

– Мы примем помощь от любого, – заявил генерал Оджукву, – и не важно, как они объясняют свою помощь. Как бы вы поступили в нашем случае?