Ванечка и цветы чертополоха

Пока девушка ела салат, Палашов рассказывал ей, чем промышлял эти годы, а Володька некстати вспомнил, что товарищ в молодости отлично играл на гитаре. Пришлось врать, что теперь он и не помнит, как это делается, но Елена была девушка не из простых и только сделала вид, будто поверила. Смотреть, как она ест мороженое, было совершенно невозможно, так сладострастно это выглядело, и Палашов в отличие от Комиссарова изучал в это время зал и пил кофе. Покончив с угощением, Елена обменялась контактами с Палашовым, пообещала скоро позвонить и также стремительно исчезла, как появилась.

— Мне показалось, что я ей больше понравился? — спросил Володька и вздохнул, жалея, что она так быстро съела мороженое и умчалась.

— Вполне возможно. Похоже, у этой девушки выработался иммунитет к смазливым лицам и внешностью её не удивишь. Попробуй позвонить ей через пару недель, когда выкроишь время. Если она вспомнит твоё имя, значит, всё небезнадёжно.

VI

Москва. Июль 2002 года.

Когда ехали на «девятке» домой, пусть в дом временный, в обычную двухкомнатную квартиру, но исключительно свою, Евгений сказал Миле:

— Я смотрю, ты продолжаешь работать?

— Да, в основном рисую пока, карандашами, пастелью. Не могу остановиться. Как маньяк какой-нибудь. — Мила говорила вполголоса, она сидела на заднем сиденье и держала Ванечку на руках. — А ты теперь не обвиняешь, а защищаешь?

— Это без разницы. Я же защищаю закон в любом случае. Людей я и раньше защищал. И теперь обвинить могу.

— Я виновница этих перемен, да?

— Да, графинечка… Ради тебя… — Палашов смотрел на дорогу, но Мила видела в зеркало заднего вида, как лицо его смягчается. — Прости меня. Я боялся к тебе приближаться. Я стал таким несдержанным с тех пор, как мы познакомились. Выше моих сил отказываться от тебя, понимаешь? Особенно, когда ты так близко… — Он нахмурился. — Душа наизнанку, тело накалено до предела, а тебе в ответ: «Нет! Стой! Возьми себя в ежовые рукавицы и держи в них». Только не с тобой! Я тебя даже в щёчку чмокнуть не могу — боюсь не сдержаться. Очень трудно выбирать между безумием и ещё большим безумием. Тоска чуть не сожрала меня. Теперь, кажется, ты можешь снять запрет? Поэтому я пришёл.

— Если бы ты только пришёл ко мне раньше, я порвала бы и выбросила все твои рукавицы. — Голос девушки дрожал, она старалась не разреветься. — Я теперь хорошо знаю, что такое тоска и безумие. Урок получен сполна.

— Прости… Слава Богу — всё! Этому конец! Завтра — в загс, и тебе больше не избавиться от меня. Будем любить друг друга, когда нам Ванька разрешит. Ванька, ты нам разрешаешь?

— Тише. Пока разрешает. Он спит.

— Ха! Уснул? Опять? Сколько он проспит?

— Часа два. Потом — сиська, общение с мамкой и… папкой. Зарядка с массажем и снова баиньки. Он пока очень много спит. А вот ночью… когда у нас, у взрослых, самый сон… тогда-то и начнётся представление. У него всё больше по ночам животик болит.

— Вот мы и дома!

Палашов пристроил «девятку» неподалёку от единственного подъезда серо-голубого двенадцатиэтажного дома. Люди были в отпусках на дачах вместе с машинами, поэтому с местами было меньше трудностей. Счастливые родители, стараясь не шуметь, покинули автомобиль, при этом отец взялся за сумки, тогда как мать несла на руках дитя.

Войдя в лифт, они погрузились в мир настенных надписей и остатков запахов от кратковременных посетителей. Какие ароматы только здесь не перемешались: приятные духи, сигаретный дым, вонь подмышек, мочи и псины. Каждый из жителей и, чувствовалось, что не только, оставил частичку после себя в замкнутом пространстве. Жених и невеста переглянулись. Она поморщилась, он поднял брови и пожал плечами.

— Тоже на седьмом? — Мила увидела, как Евгений одним освобождённым от ноши пальцем нажимает кнопку под цифрой семь.

— Ага. Представляешь? Опять седьмой.

Когда лифт поднял их, мужчина поставил возле двери в квартиру сумки, осторожно забрал малыша на руки, меняя его на ключи.

— Давай, открывай. Тренируйся. Ты же теперь здесь живёшь.

Мила довольно ловко справилась с замками.

— Мне повезло с этой квартирой, — вполголоса посвящал в дела Палашов. — Её недавно отремонтировали и, как видишь, подъезд тоже. По лифту, правда, этого не скажешь.

— Может быть, ты ответишь, это не моё дело, но я всё же спрошу: а откуда деньги на такую роскошь?

Мила как можно тише открыла дверь, за ней затаилась ещё одна — внутренняя.

— Ты хочешь знать источники моих доходов?

Девушка, успешно одолев и вторую дверь, вошла, мужчина — за ней. Она тихонько переняла малютку обратно на руки.

— Это твоё право. Так, иди до конца по коридору и там увидишь дверь в комнату. В ней будет спать Ванечка. Там есть и диван, где ты сможешь кормить его, переодевать и спать с ним, если понадобится. Или я смогу это делать.