Ванечка и цветы чертополоха

— Я долго думал о том, что тогда увидел в деревне на похоронах, когда ты полномочия превышал, обнимая мою дочь у неё в комнате. Как неохотно ты её отпустил, как смотрел на неё, когда она смогла вернуться на кладбище. Твои глаза уже тогда говорили о многом. И вот эта фраза, брошенная тобой: «Скорее обнимите дочь, а то на неё смотреть больно!»

Палашов несколько смутился и удивился, насколько хорошо Олег Андреевич запомнил ту сцену.

— Времени подумать было очень много. Даже слишком много.

— Я вот так же, как с тобой сейчас, встречался с Милой в кафе пять лет назад. И тогда я впервые осознал, что моя малышка, моя девочка талантливая, выросла. Она играла в тот день на бильярде со старым знакомым, с моим одноклассником. Я даже не сразу её узнал. Лица не было видно. Смотрю — девчонка какая-то соблазнительная. Оказалось, моя дочь. Ты не представляешь, что это такое — вдруг осознать, каким взрослым стал твой ребёнок.

Евгений впитывал слова, как губка воду. Каждое слово о ней было на вес золота, западало в душу, врезалось в память.

— Я думал, у неё всё будет по-другому, у моей детки, мы оградим её. Но первым ударом стал развод и разъезд. А потом враз всё оборвалось. В августе прошлого года. Детство навсегда закончилось. Не просто прошло со временем, а оборвалось в один миг. Никто из нас и подумать не мог.

— Да. Было больно. До сих пор больно, если честно.

— Её мама тоже училась, когда забеременела, на четвёртом курсе. Планы у неё были сперва отучиться, замуж выйти, а потом детей рожать. Но появился я, и всё пошло кувырком. Сначала забеременела, потом вышла замуж, потом родила, и только потом учиться закончила. Я любил её безумно. Как ты сейчас любишь мою дочь. Но мне в отличие от тебя воли не хватило отстраниться. Я не сберёг Галку до свадьбы. И она была выбита этим из колеи. Уехала на каникулы к матери в деревню и пропала. Не позвонила, когда вернулась в общежитие. Как же я тогда переживал. Боялся не увидеть больше. Боялся, натворит дел каких-нибудь. Я не знал, беременна она или нет, но боялся аборта. Хотя, как я мог так о ней думать? Начал караулить её возле общежития, но никак не получалось встретиться с ней, пока в один прекрасный день Алевтина, подруга Галина, не вышла от неё и не увидела меня. Мы объяснились, поженились и родилась Мила.

— Я делаю всё для того, чтобы жизнь Милы наладилась. Самые тяжёлые испытания позади. Теперь, когда мы будем вместе…

— Не спеши думать, что испытания позади. Они только начинаются с совместного проживания.

— Нам так хорошо вместе. Неужели будет иначе?

— Не хочу тебя разочаровывать, но ты, Женя, сейчас только впрягаешься в тяжёлую повозку. Будет по-всякому. Очень многое зависит от вас с Милой. Взаимоуважение, взаимопонимание не менее важны, чем пылкость чувств. По-моему, ты парень толковый и должен понимать, что можешь привнести в жизнь моей дочери как надёжность, так и опасность.

— Да какая опасность может быть в работе адвоката? Если клиентов не кидать, то ничего страшного произойти не может. А кидать кого-либо не в моих правилах.

— Это ведь ты прислал Марье Антоновне коробку с пелёнками-распашонками и детскую коляску?

— Да. Я ощущаю себя наследником Вани Себрова. И взял на себя некоторые, связанные с этим обязательства. Так вы одобряете наш с Милой брак?

— Как не одобрить после первых слов, которые произнесла моя дочь, когда мне сегодня звонила. Первое, что она сказала: «Я так счастлива!» До этого, надо заметить, ей туго приходилось. Я вам желаю сохранить это чувство единения, как можно дольше. Я её очень люблю. А тебя уважаю. Ты стойкий оловянный солдатик. И ты на деле заслужил мою дочь.

— Я должен признаться: я каждую неделю звонил Галине Ивановне справляться об их с Милой делах. Она сказала, что не рассказывала вам об этом.

— Да. Она не рассказывала. Но я почему-то не удивлён. Я знаю про горшок с цветком на пороге в квартиру в её день рождения. И я видел огромный букет, подаренный на рождение Ванечки. И я очень хорошо помню голос Милы, когда она мне об этом рассказывала. Я готов помочь с организацией торжества. Но было бы хорошо мне узнать о тебе побольше. Расскажешь?

— Конечно.

Палашов вынул соломинку из стакана, допил сок. И начал рассказ. А когда закончил, вот что услышал от будущего тестя:

— Ты выбрал моё любимое место в этом зале. Под картиной с совой. Над этой картиной работала Мила, все остальные выполнили другие люди.

Мила положила щёку на ладонь жениха.

— Женечка, отчего мне так хорошо с тобой? Голова кругом идёт.

— Это от бессонной ночи, — улыбается он и глядит, и глядит в драгоценное лицо и не может наглядеться.

Светлые лучи ресниц; мохнатые гусенички бровей; чуть вздёрнутая загогулинка носа, скорее гордая, чем любопытная; истерзанные коралловые лепестки губ, потерявшие очертания от поцелуев; но самое магнетическое — глаза, которые вбирают в себя и в них падаешь, падаешь, падаешь и совершенно не хочется выбираться.