Ванильный запах смерти

К вечеру свежий ветерок затих, воздух набряк, и над отелем повисло душное марево: жара брала реванш. У ворот по-прежнему дежурило несколько машин – самые стойкие из журналистов надеялись на новые сенсационные сообщения в «деле Федотова». Впрочем, служители пера и фотоаппарата умерили пыл и больше не вторгались на суверенную территорию, перелезая через забор. Видимо, новенькая грозная табличка на входе, оповещавшая об уголовном наказании за проникновение на частную территорию, вкупе с дежурившей у ворот машиной ППС сделали свое дело. Полицейские несли вахту два дня: на третьи сутки, когда накал страстей пошел на убыль, дозор убрали.

Внешне в «Под ивой» царили покой и тишина. На несколько минут во дворе показался Лева, чтобы протянуть булькающий шланг к клумбе с лилейниками. От двери черного хода, ведущей в кладовые и сверкающую операционной белизной кухню, раздавалось негромкое постукивание ножа: Феликс Николаевич затевал жаркое из телятины с грибами. На крыльце появилась заспанная, с отлежанной щекой Ида Щипкова и, водрузив на перильца половик, начала его лениво выбивать. Неожиданно внимание горничной привлек шум у ворот: хлопанье автомобильных дверей и настойчивый крик:

– Один вопрос, госпожа Абашева, один вопрос!

Спустившись по ступенькам, чтобы получше разглядеть центральную тропинку, загороженную кустом сирени, Ида, разинув рот, замерла, как в игре «Море волнуется». Она олицетворяла собой фигуру «Теннисист, испугавшийся призрака» – только вместо ракетки в размахнувшейся руке сжимала пластиковую выбивалку. А по тропинке вышагивал отнюдь не призрак, а Зульфия – она крутила перед собой сумочку «Луи Виттон», выпачканную чем-то неудобоваримым, и душераздирающе фальшиво пела. Заколка на ее каштановых кудрях отсутствовала, и волосы частично стояли дыбом, частично смиренно обвисали – влажные и спутанные. На правом бедре красотки шифоновое платье было разорвано. Впрочем, самое неожиданное представлялось ниже: казалось, Абашеву кто-то макнул ногами в бочку с тиной омерзительного буро-зеленого цвета.

– Как упоительны в России вечера – ыа-ыа-ыа!! – вдохновенно завывала литераторша, сжимая в свободной от сумочки руке незримый микрофон.

– Дядь Феликс! – позвала Щипкова.

На крыльцо вышел Самохин и, оценив яркое зрелище, философски присвистнул:

– Вот что такое стресс.

– Не учите меня жить – лучше помогите сексуально! – Зуля заметила наблюдателей и замахнулась в их сторону многострадальной сумочкой.

– Она пьяна, как сапожник, – вынес вердикт повар и пошел навстречу Абашевой.

– Представьте – меня даже не пустили в таксо́! – отвесила клоунский поклон Зуля смеющемуся Феликсу Николаевичу. Он, погрозив мощным кулаком репортеру, неустанно щелкающему фотоаппаратом, просунутым через прутья ворот, попытался подхватить литераторшу под локоть.

– Где вы так испачкали ножки?

– Ножки?! Да я всей плотью завязла в лесном болоте! Тут куда ни пойди – всюду на болото наткнешься. Босоножки подарю Травиной. Ей к фамилии хорошо зеленое… Меня засосала опасная трясина! – вдруг перешла на новую песню Зуля.

– Кондуктор, нажми на тормоза, – допел за нее звучным баритоном Самохин. – Пойдемте отдыхать, Зульфия, как по отчеству?

– Фархатовна! – гордо изрекла Абашева и вдруг, резко остановившись, погрозила повару грязным пальцем: – Покой нам только снится. Так и передайте этому недотравленному папарацци! Покоя не будет ему ни на этом свете, ни на том! – Зуля пророчески расширила безумные хмельные глаза и стала заваливаться на Самохина.

В эту минуту на помощь товарищу выбежал из дома Лева, и мужчины, подхватив под руки обмякшую и надумавшую всплакнуть литераторшу, повлекли ее к входу.

– Тута не только запьешь – совсем чиканёшься, – сокрушенно высказалась себе под нос Ида и, остервенело тряхнув половиком, скрылась в подсобном помещении.

Даша с Люшей наблюдали сцену «возвращения блудной Зульфии» с балкончика на втором этаже, из номера сыщицы. Они попытались подступиться к литераторше с сочувствием и предложением помощи, а Люша даже предприняла попытку спровоцировать Абашеву на откровенность, почти закричав:

– Вас кто-то обидел?!

На что прищурившаяся Зуля качнулась свирепо в сторону незнакомой, а значит, опасной тетки и лаконично послала ее по небезызвестному трехбуквенному адресу.

Уложив отмытую Абашеву в кровать, заговорщицы заперлись в номере Шатовой. Они сидели на кровати и тихо переговаривались. Прежде всего Дарья поведала историю приобретения отеля и только после этого в красках рассказала о смерти актера. Внимательно выслушав и не упустив ни одной детали, Юлия стала обдумывать тактику поведения и план своих действий.

– Считаю, никаких мудреных родственных связей придумывать не будем. Наши матери – двоюродные сестры, москвички, – почти не общаются. Ну а мы изредка видимся, – рассуждала Люша. – Я вообще думаю, что на эти темы никто с нами разговаривать не станет. У всех голова другим занята.

– Конечно, – сникла Орлик, отвернувшись от Шатовой.

– И давай уже окончательно перейдем на «ты». Иначе рано или поздно собьемся, – предложила Люша.