Ванька 10

- Постреляли, говорят, не без этого. До этого и после с оркестром по улицам ходили. Мужики на базар ездили, они и рассказали.

- В уезде что? – задал я очередной вопрос.

Федор мои слова пропустил мимо ушей.

- Верховный Совет-то хороший был. Хлеб за пределы губернии запретил вывозить…

Ещё минут пять Федор мне расхваливал предыдущую власть, а потом к моему вопросу вернулся.

- В уезде? Ходят с красными бантами…

Сказал и замолк Федор, в свои мысли провалился. Я его не тревожил – дорога у нас дальняя, успею про всё его расспросить.

- Теперь хлебушек забирать начали, - наконец вернулся мой возница к рассказу о местном житье-бытье. – Из Москвы прибыл продовольственный отряд, оголодали там… По деревням ездят, выгребают всё до зернышка. К нам в село пока не были – мы дальние.

Мля…

Похоже, спокойной жизни у меня тут не будет…

- Кругом – всякие дела творятся. Вон, в Ижевске стала новая власть рабочих в Красную армию мобилизовать, а там через одного – солдаты бывшие. Их пугнули – кто добровольцем не пойдёт, тому – расстрел без суда и следствия. Тут на заводах гуднули, оружейный склад открыли, винтовки захватили и сами комиссаров перебили. Теперь в Ижевске и Воткинске Прикамский комитет.

Во дела…

Попал. В Вятке и уезде – советская власть, в Казани – вчера её уже, наверное, не стало, в Ижевске и Воткинске – Прикамский комитет.

- Прикамский комитет – это кто? – уточнил я у Федора.

- Леший его знает. Не советская власть. Там у них – Народная армия. Командует полковник и кавалер Федичкин. Ижевцы с оружием умеют обращаться, вон сколько уже его делают.

Фамилия Федичкин мне ничего не говорила, не слышал я про такого полковника и кавалера.

То, что Федор такой подробный расклад дал, меня не удивило. Атаман бойцовской артели, что довольно большую территорию под своей защитой держит, не только руками и ногами валить противника умеет. Он головой работает, решения принимает, а для этого информация требуется. Причем полная и свежая.

Кто его не знает, посмотрит – мужик и мужик, на вид – не богатырь даже. На свадьбе срамные частушки бабьим голосом поет. Это – для чужих. Свои к нему – по имени и отчеству, с полным уважением.

Меня сам Федор не расспрашивал. Знал, придёт время – сам расскажу. Пока он меня в тутошнюю жизнь вводил, коль уж я сюда вернулся.

- В волости как дела? – дошла у меня очередь и до этого вопроса.

- Никак. Дальние мы, не догребли до нас руки у новой власти. Флаг – повесили.

Вот как… Тогда, по сути, бузники в волости за порядком следят. Само-собой, без всякого мандата. Где-то там революции одна за одной, брат с братом в бой роковой вступают, вихри враждебные веют, а в волости Федор Терентьевич опять за всё в ответе.

- Федор Терентьевич, а Павел Павлович как? – справился я о земском фельдшере. Сейчас – уже не земском. Отменила советская власть земское самоуправление.

- Фельдшер-то наш? Жив, чего ему сделается… Медицинский пункт его закрыли, так он из дома лечит.

Тут Федор неожиданно соскочил с телеги, залихватски свистнул и сыпанул очередной частушкой.

Ах ты! Ох ты!

Чаво же я не дохтур?

Я бы сам себя лечил

Пока бы не подохнул!

У Федора на каждый случай частушка припасена. Такой он и есть…

- У него и жить будешь – всё старику веселее.

Вот, Федор Терентьевич и с жильем для меня вопрос заранее продумал. Не удивлюсь, что уже и с Павлом Павловичем переговорил.

- Высоковские как?

Когда я из села уезжал, у артели Федора с ними мира не было.

- Давно замирились. Волей-неволей. Мужиков-то, что у них, что у нас – почти не осталось. Случись что, друг-другу помогаем. Хорошо, что ты вернулся. Павел Павлович-то, открылся мне, что многому тебя научил, а я вижу – ты, Ваня, ещё где-то добавил.

Так, вот почему Федор Терентьевич на меня всё так внимательно поглядывал. Крупная и мелкая моторика у бузника – не как у обычного человека. Артельные несколько иначе движутся, да и не только. Чужому, несведущему, это и, может, не заметно, но не Федору же.

- Покажу, - не стал скрывать я.

- Век живи, век учись, - озвучил непреложную истину Федор Терентьевич.

- А, всё дураком помрешь. – подмигнул я вознице.

Федор рассмеялся.

- Так, давай по чуть-чуть, дорога-то долгая, а всё короче будет.

Не дожидаясь моего согласия, Федор Терентьевич потянул к себе холщевый мешок с гостинцами кума. Там – было. Четверть.

За неимением питейной посуды мы отхлебнули прямо из горлышка. Тут уж, душа – мера.

Глава 20

Глава 20 Люди Лысого

Мы выпили и по пирожку с грибами умяли.

Хорошо…

Травка зеленеет, солнышко блестит… Мир как-то просветлел даже.

С версту проехали и Федор Терентьевич снова руку к мешку с гостинцами кума протянул.

- Ручки зябнут, ножки зябнут… - залихватски подмигивая мне начал возница. Кстати, этому стишку я его в своё время и научил. Правда, стишок – зимний, но – какая разница… В текущую ситуацию укладывается.

- Не пора ли нам дирябнуть, - закончил я начатое Федором Терентьевичем.

- Во, правильное предложение!

В руках атамана уже красовалась четверть.

- Ну, по чуть-чуть, - обозначил дозу Федор Терентьевич.

Четверть была протянута мне. Я сделал глоточек.

Атаман приложился гораздо солиднее.