Читаем Varia полностью

Но Солженицын останавливается на 1929-1930-х годах. А почему? Разве этот разгром был бы возможен без жадного уравнительного раздела помещичьей земли, без уравнительной волны октябрьских времен? Разве он не был его продолжением? Кто были люди, творившие «ликвидацию» и «коллективизацию»? Не крестьянские ли дети в гимнастерках и кожаных куртках, поддержавшие Сталина против партийного боярства и обрушившиеся сверху на своих? Конечно, это было не простой акцией бедноты, как это описывает Шолохов, а «революцией сверху», как гов[орит] Сталин в «Кратком курсе», но все же революцией, воплощением уравнительно-всеобщего начала.

Значит, во всем виновата революция? Так думает Солженицын теперь (1974 год, когда я приписываю эти строки). Мещанский вздор, возвращение к самой жалкой обывательщине. Александр Блок лучше понимал в начале революции, почему жгут помещичьи усадьбы (хотя они были ему, наверное, более дороги, чем Солженицыну), ибо он был мыслящим человеком из дворян, а не из вышедших в люди кулаков, владельцев экономий, будущих офицеров военного времени и «прогрессивных» технократов.

Кстати говоря, господин Солженицын, вы забыли или не знаете, что сами являетесь выходцем или более отдаленным продуктом той уравнительной волны, которая обрушилась на оскудевшее дворянство, которая привела к гибели «Вишневых садов». Ваши предки просто раньше начали, чем хунвейбины тридцатых годов. Почему же вам не понести то наказание, которое вы считаете справедливым по отношению к другим?

Кстати, чем бы вы были, если бы не октябрьская революция? Проживали бы накопленное добро или, в лучшем случае, стали бы небольшим декадентствующим прозаиком. Может быть, – это уже в лучшем случае, – эпигоном Бунина. Революция дала вам все – общий душевный подъем и народную трагедию в качестве самого большого и единственно ценного содержания вашего творчества47.


Конкретное в форме консервативного – неизбежное противоречие.


Против абстракции «передовых идей». Эта абстракция сложилась еще в XIX веке (Писарев). Оппозиция против нее была слаба, часто ложна. Но проблема зияла.

Абстракция эта до сих пор существует, поэтому прав Феллини48.


К тридцатым годам

Классика более полна (и потому более революционна) по содержанию. Примеры – «революционные переделки» пьес, ведущие к более ограниченной точке зрения и в чисто политическом смысле (пример – «На всякого мудреца…»). Но можно от театра перейти к роману – почему консервативное более революционно. Это нужно показать конкретно, разбирая содержание и допуская другие варианты (пример «Эмилии Галотти», «Разбойников»49

).

Единство моей точки зрения и почему я за классику.

Как показать это в живописи?

Ср. Ольминский, ср. Глеб Успенский о Верещагине50.


Ad vocem[по поводу (лат.).] Поппер и его критика «историцизма»51:

То, что должно произойти, зачем ему содействовать? Должно произойти – это общий чертеж будущего. Но это может произойти так, что будет вовсе не хорошо, и отчасти потому – как предвидит Поппер, – что будущее поддается тоталитарному контролю.

Управление будущим состоит в диалектическом distinguo[я различаю (лат.)], выборе пути.

Это к вопросу об исторической закономерности будущего согласно схеме псевдомарксизма. Такая схема действительно противоречит «партии лунного затмения»52. Диалектический марксизм – distinguo, выбор путей будущего, область свободы в рамках необходимости.

Пример к исторической неизбежности и свободе: неизбежность централизации, абстрактная оппозиция этой необходимости, превращение ее в столь же абстрактную норму и верное решение – какая централизация? Пути ее могут быть разные. Долой отравленную принуждением. Федерализм и централизм у Ленина. Национальный вопрос и подлинное сплочение наций (истина как «конкретное» = я различаю!).


30-е годы

Как трудно было «произнести» – кризис цивилизации. Преобладание абстрактного понятия прогресса.

Люди делятся на друзей и врагов прогресса. А диалектика его? Это целиком оставалось добычей противников.

Не забыть! К предисловию. Как относились к проблеме кризиса цивилизации, несмотря на прибавление слова «буржуазный». Это вызывало возмущение. «Шпенглерианство»53. – Найти!


О двух полюсах (феноменология духа)

От материи брутто к образу.

Область совпадения уникальности с «репродуцируемостью» материала и образа; потом область несовпадения их – материал становится внешним средством.

К теории «онтологической» основы произведений искусства.

Беньямин с его глупой теорией падения искусства в связи с утратой «уникальности», «репродуцируемостью»54.

Это только в том случае имеет смысл, если под именем уникума имеется в виду чисто физическая подоснова произведения. При умножении копий, репродукций техника в идеале может дойти до того, что «подлинную» Мону Лизу нельзя будет узнать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука
Падение кумиров
Падение кумиров

Фридрих Ницше – гениальный немецкий мыслитель, под влиянием которого находилось большинство выдающихся европейских философов и писателей первой половины XX века, взбунтовавшийся против Бога и буквально всех моральных устоев, провозвестник появления сверхчеловека. Со свойственной ему парадоксальностью мысли, глубиной психологического анализа, яркой, увлекательной, своеобразной манерой письма Ницше развенчивает нравственные предрассудки и проводит ревизию всей европейской культуры.В настоящее издание вошли четыре блестящих произведения Ницше, в которых озорство духа, столь свойственное ниспровергателю кумиров, сочетается с кропотливым анализом происхождения моральных правил и «вечных» ценностей современного общества.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Фридрих Вильгельм Ницше

Философия