Читаем Варяги полностью

На малом пиру в честь гостя ждал Щука хитрого, осторожного разговора. Потому и выпил до дна лишь первую чару, а потом больше усы мочил. Аскольд же пил чару за чарой, и ничто, кроме застолья, его, кажется, не интересовало.

Улучив момент, подмигнул Щука своему верному дружиннику Пекше, прислуживающему за столом. Тот незаметно шмыгнул за дверь, и через малое время в трапезной появилась ладожская молодица. У самого стола словно споткнулась, низко поклонилась гостю, вспыхнула лицом, обожгла его лукавым глазом и — хозяину:

   — Прости, воевода. По делу шла, не знала, что у тебя гость дорогой. Дело-то пустое, завтрева забегу.

Вскочил Аскольд, схватил кубок, медовуха плеснулась через край.

   — Воевода, хочу пить здоровье моей бывшей домоуправительницы. Заслуживает того...

   — Званка — хозяйка добрая и жёнка славная, — отмолвил Щука. — Выпьем за её здоровье, пусть боги даруют ей много лет жизни. Садись, Званка, — предложил он, показывая глазами на свободный стулец.

Женщина приняла кубок, поднесла к полным губам. Глаза лукаво смотрели на Аскольда. Тот осушил свою чару.

   — Рад тебя видеть, Званка, по-прежнему. Горница моя не занята ли? Коли свободна — приготовь, к ночи приду. Теперь же у нас с воеводой мужской разговор... — И развёл руками.

Поклонившись и поблагодарив за хлеб-соль, Званка вышла. Щука насторожился.

   — А скажи, воевода: далеко ли ходили вы с князем Гостомыслом? — спросил Аскольд.

   — Дак земля наша обширна, ярл...

   — Это я знаю. На юг ходили? Знаешь ли путь туда?

   — На юг, к грекам, попасть просто. Любой гость торговый тебя проводит. Путь безопасный, хотя и трудов немалых требует. Как из реки нашей выйдешь, в Ильмень-озеро попадёшь. Ты ж бывал на нём, когда на Плесков ходили, так? — И сам себе ответил: — Так. Только вы правым берегом шли и скоро на тропу свернули, что к кривичам ведёт. А вот ежели серёдкой озера плыть до другого берега, как раз в Ловать попадёшь. Запоминай, ярл, река Ловатью прозывается. По могутности она нашему Волхову не уступает...

По Ловати вверх подниматься станешь. Тут уж рук не жалей, течение-то насупротив будет. По левую руку другая речка попадёт именем Кунья, вёрст за сто с гаком от Ильменя. Куниц там в лесах обилие.

оттого и речку так прозвали. Речка так себе, но и она трудов потребует — на вёслах да шестах идти надобно...

   — То меня не волнует, силы у дружинников достанет — заметил Аскольд и незвначай выдал Щуке сокровенное.

Воевода сразу же смекнул: Михолап упреждает — бить варягов, коли на север побегут, Аскольд на юг навострился, Блашко молчит, а о чём Рюрик думает — только богам известно. Замятия в Новеграде предстоит — без сумленья, только кто затевает её? Знать надобно, иначе впросак попадёшь.

Тревога охватила воеводу, но ничем он не выдал её Аскольду.

   — Да, воины у воеводы Рюрика добрые, силы им не занимать стать, — спокойно ответил ярлу. — Слушай дальше да запоминай. По речке Куньей до истока поднимешься, дальше водного пути нет.

   — Как нет? — спросил Аскольд. — Что ж, пешим идти?

   — Зачем пешим? — в свою очередь удивился Щука. — И дальше в ладьях поплывёте. Это по Куньей пути нет. У самого, почитай, истока волок начинается. Ладьи до Жижецкого озера тащить придётся. Путь труден, да невелик. По озеру через протоку в Двину-реку попадёте, по ней чуток спуститесь. Тут отдохнёте. Двина сама ладьи понесёт. Только учти, отдых тот недолгим будет. В речку Касплю, что в Двину впадает, повернуть надобно. Речка совсем плёвая, неприметная вовсе, так что не проворонь, ярл. Впрочем, без проводчиков вам всё равно не обойтись, а они путь знают...

   — Ты, воевода, проводчикам доверяешь? — с улыбкой спросил Аскольд и, не дожидаясь ответа, наставительно сказал: — Ярл должен путь лучше проводчиков знать, тогда его никто не обманет... Речкой той, Касплей, куда я попаду?

   — Дальше-то совсем просто. Из Каспли ещё один волок — и к Днепру выйдешь. Днепр — река могутная. Греки её Борисфеном прозывают. Ежели к грекам думаешь добраться, то надобно нынче в путь поспешать. По осени море бурливо, на ладье в него не сунешься — потопит...

Щука наполнил чары. Но выпить не торопился.

   — Ярл Аскольд, говорю-то всё я да я. У меня уж и язык устал. Поведай, что нового в Новеграде?

   — Как у вас говорят? Потехе время, работе день? Засиделся я у тебя, совсем хозяина притомил. А Званка-то ждёт, — подмигнул он. — Не сердись. Завтра расскажу.

Обескураженный, Щука вышел вслед за гостем. Уходят бодричи-варяги со словенской земли или не уходят? А гонец Михолапа? Совсем с панталыку сбил Аскольд, будь он неладен. Рюрик дружину в Ладогу прислал, а посаженному и заботы нет. Всё на него, воеводу, свалилось. Ну, Блашко, не печалуйся, коли ладожане тебе кукиш покажут...


Перейти на страницу:

Все книги серии Россия. История в романах

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее