Варяги

В малом замковом зале они были одни, и Кнут мог позволить себе оспорить слово конунга-короля. К тому же герцог (титул, сравнительно недавно перенятый у соседей-франков) считался добрым приятелем конунга, насколько могут быть приятельскими отношения между повелителем и вассалом. Но ведь и повелители — всего-навсего люди, и им нужен человек, с которым можно перекинуться словом на равных. Готфрид испытывал нужду в таких людях постоянно — он был деятельным королём, и как на любого деятельного человека, на него со всех сторон наваливались большие и малые дела и события. Времени просто не хватало. И потому на реплику Кнута он взорвался новым потоком брани.

   — Приятель, не дури мне и себе головы! Разве я назвал тебя трусом или младенцем в битве? Пусть я не увижу Вальгаллы, если ты хуже меня понимаешь, что все эти набеги на побережье, стычки не играют для нас никакой роли. Ярл с пятью десятками воинов. Ха! Они способны ограбить какое-нибудь поселение, не более того. Я ведь знаю, Кнут, они убегают подобно зайцам, как только услышат, что поблизости твои отряды.

   — Не всегда так, мой король, — сжал губы герцог.

   — Знаю, знаю, Кнут. — Готфрид вскочил со скамьи, известковый пол зала перечеркнула его колеблющаяся тень — в громадном камине пылали дубовые поленья. — Если бы на побережье было спокойно и безопасно, тебе бы не пришлось торчать там. Но и придавать слишком большое значение набегам не надо. Не забывай, что мой родич Харальд Боевой Зуб[6] оставил нам объединённую страну, у нас хватит сил образумить зарвавшихся ярлов. В конце концов посади отряд-другой на корабли, догони грабителей в море, захвати кого можешь живым, иди в их фиорды и там, на глазах сородичей, перевешай всех до одного. Это впечатляет. Другие поостерегутся.

   — Нужны новые корабли. Недавно бурей три судна выброшены на берег...

   — Накажи кормчих. Впрочем, это твоё дело. Что ты хочешь от меня, Кнут? Серебра? Воинов? Мастеров для постройки кораблей? Говори — что?

   — Ты же знаешь, Готфрид, по твоему слову мы не ходим в набеги. Воины ропщут, мне нечем им платить.

   — Ладно, герцог, я дам тебе серебра. Хотя это вы должны приносить мне его. Главная опасность идёт с юга, ты это знаешь не хуже меня. Там приходится постоянно держать войско, и туда, как в бездонную бочку, уходит казна. Король франков Карл, провозгласив себя императором, недавно присылал ко мне послов. До тебя, на север, эти вести, наверное, ещё не дошли? — Король выжидательно замолчал.

Лицо Кнута, обветренное суровым дыханием Янтарного моря, изрезанное преждевременными морщинами, — само внимание. Проведя последний год почти безвылазно на побережье, он действительно не знал многого из того, чем жил королевский двор. Порой охватывала обида, мнилось, конунг забыл о нём. Но тут же и одёргивал себя: нет, Готфрид не забыл, сегодня он поручил ему побережье, завтра найдёт другое дело рядом с собой. Такими военачальниками, как он, Кнут, Готфрид разбрасываться не будет.

   — И что тебе привезли послы Карла? — Отвечая вопросом на вопрос. Кнут одновременно подчёркивал свою неосведомлённость и озабоченность делами королевства данов.

   — О, мелочь. Всего-навсего предложение о союзе против бодричей. Он с юга, я с севера. Куда высокомудрому князю Годославу податься? Один хороший удар, обдуманный и подготовленный совместно, и Рарога больше не будет. Пепел и развалины от города бодричей. А может, договоримся, Рарог моим станет. Карл и на такую возможность намекает. Для себя он выторгует у Годослава другие куски, пожирнее Ты бы согласился, Кнут, а? Сколько мы с этим Годославом возимся, а тут случай сам в руки плывёт...

   — Клянусь честью, государь, я бы согласился, — живо ответил герцог. — Другого случая может и не быть. С бодричами один на один... — Он причмокнул губами и тем самым лучше любых слов выразил сомнение в возможности победы над южным соседом — союзом многолюдных славянских племён бодричей.

   — Да, мой Кнут, ты засиделся на побережье, — с сожалением, обрадовавшим герцога, сказал Готфрид. — Твой опыт очень пригодился бы мне здесь. Но ведь и там нужен верный человек. А то мои подданные завопят, что король Готфрид не хочет защищать их от викингов. Терпи, Кнут, терпи, приятель. Я ведь терплю наглость Годослава. А императору Карлу я отказал, хотя он и не бранит тех, кто уже называет его Великим. Ты, я вижу, удивлён, Кнут? Конечно, ведь ни ты, ни кто другой из моих приятелей и придворных не догадался хотя бы раз назвать меня великим. И тем не менее я отказал Карлу Великому. И знаешь почему? Потому что я, при всей своей заурядности, догадался поинтересоваться: а не предложил ли Карл свой союз ещё кому-нибудь? И что ты думаешь: Карл захотел перехитрить самого себя. Он предложил союз и Годославу против саксов. Как ты считаешь, не совсем дурак твой король, а, Кнут?

   — Государь... — в растерянности развёл руками герцог.